За свою долгую жизнь оперативника Крячко навидался всяких удостоверений. Фальшивку он определял, не прибегая к экспертизе. Это удостоверение, без сомнения, было настоящим. Процентов на девяносто девять. С половиной.
Крячко запомнил имя и фамилию нахала. Звали его Алексеем Литовченко.
– Ну что, убедился, что моя «крыша» покруче будет? – с нескрываемым торжеством в голосе поинтересовался блондин Литовченко.
Крячко медлил с ответом. Вообще ситуация получилась на редкость дурацкая. Два солидных мужика приличного возраста застыли, словно пацаны, изображающие ковбоев. Картина, достойная кисти живописца, уже начала привлекать внимание публики. Шедшая мимо женщина остановилась поглядеть – чем все кончится. Краем глаза Крячко определил – та самая, которая чуть не попала ему под колеса. За руку она держала своего сына-подростка с непропорционально большой удлиненной головой. Свободной рукой, точнее, ее указательным пальцем, подросток старательно работал в носу. Палец при этом утопал в ноздре по второй сустав.
– Не ешь козявки! – бросила ему женщина мимоходом.
Она целиком была поглощена назревающей схваткой титанов. Но так и не дождалась. Блондин заметил неуверенность полковника и счел инцидент исчерпанным. Он захлопнул свое удостоверение, убрал его в карман, пистолет ткнул в кобуру и небрежной походкой победителя покинул поле несостоявшегося боя.
На прощание бросил:
– Я надеюсь, ты мне колеса не проткнешь и лак гвоздем не поцарапаешь?
Словно в морду плюнул.
Крячко проводил его гневным взглядом, потом перевел его на женщину с уродцем и сразу же смягчился. На лице у женщины было написано сильное разочарование. Мальчик, похоже, тоже расстроился. Что ж, понять их было можно. Люди они, судя по всему, небогатые. На кино и планетарий денег нет, по телевизору одну дрянь показывают. Короче, развлечений маловато, а тут бесплатный цирк наметился. И сорвалось. Станиславу даже стыдно стало за то, что он уже во второй раз не оправдал их ожиданий.
Обида на нахального блондина не то чтобы душила его, но раздражала как легкое пощипывание в носу. Чтобы разобраться в ситуации, Крячко прибег к испытанному способу. Он представил, как бы себя повел в такой ситуации и что сказал бы гений сыска Лев Иванович Гуров.
Гуров был на четыре года старше Станислава. Когда-то он был старше по званию и должности, но, когда выслужил «потолок», а из оперов в начальники уходить не пожелал, Крячко его догнал. Теперь оба были полковниками и старшими операми-важняками, но Гуров по-прежнему продолжал оставаться лидером в их тандеме.
В первые годы их сотрудничества Станислава это лидерство раздражало, но потом он привык. Пару раз Гуров нарочно уступал другу бразды правления, и тот в итоге понял, что быть ведущим не для него. Напротив, в роли ведомого Крячко был незаменим. Его отличала стопроцентная надежность, полное взаимопонимание и «чувство локтя».
Поэтому, привыкнув к лидерству друга, Станислав в затруднительных ситуациях мысленно ставил себя на его место и словно бы следил со стороны, как тот себя поведет. Это не раз помогало ему принять верное решение. Вот, например, сейчас.
«А что сказал бы гений сыска Лева Гуров? – размышлял Крячко. – А сказал бы он просто и мудро: «Кто первый встал, того и тапочки». И непременно добавил бы: «И не надо размазывать манную кашу по тарелке. Померла так померла».
Испытанный прием сразу успокоил. Пропало желание бить морды и протыкать шины. Да и что, собственно, случилось? Подумаешь, место заняли! Станислав расслабился. Ему захотелось сделать что-нибудь доброе. Или хотя бы сказать.
– Да чтоб ты сгорел! Синим пламенем! – четко и внятно произнес сыщик, плюнул вслед ушедшему нахалу и сел в свою машину.
Он медленно поехал вокруг дома искать свободный пятачок, куда можно было бы приткнуть своего железного друга. Отъезжая, в зеркало заднего вида он видел унылую пару. Женщина неопределенного возраста и подросток с непропорционально удлиненной головой провожали его отъезд строгими печальными глазами. Они не уходили. От огорчения мальчик даже в носу ковырять перестал.
«Странные люди, – подумал Крячко. – То под машину бросаются от нетерпения – «Отвези скорее!», то стоят как памятники, будто уже никуда и не торопятся».
Подумал и тут же про них забыл.
Место для стоянки Станислав нашел с трудом и не сразу. Но все же ему удалось втиснуть свое сокровище неподалеку от подъезда.
Дома он едва нашел в себе силы принять душ и тут же рухнул в постель. Жена зашла в комнату, чтобы позвать его к ужину, и только привычно вздохнула.
Ночью Станислава разбудил грохот и сполохи за окном. Он проснулся и покрутил головой.
– Пожар, что ли?
Жена, не открывая глаз, тоже приподняла голову над подушкой и внесла ясность:
– Нет, похоже, гроза. Спи.
Станислав не стал возражать, отвернулся к стене и снова заснул сном младенца.
Но не все в эту ночь спали. Для страдающих бессонницей существовали разные злачные заведения – такие, как ночной клуб «Спрут». Он сверкал в ночи огнями и манил в свои щупальца любителей азарта, развлечений и морской кухни. «Спрут» считался в столице элитным ночным клубом. Накануне Ставрогин дал себе слово не играть и заехал в клуб просто поужинать. Диетолог запретил ему есть жирное, особенно на ночь, и назначил диету из морепродуктов. А надо заметить, устрицы в «Спруте» всегда были свежими и нежирными. Вот он и заглянул в ресторан. Но тут же вышел вон. За угловым столиком Николай Всеволодович заметил человека, встречаться с которым не входило в его планы. По крайней мере, сейчас. Это был господин Вишневский.
За вечно унылое выражение сухого личика Никита Леонидович Вишневский получил кличку Маленький Будда. Манерами и поведением он напоминал покойного красного инквизитора Суслова, только галош не носил. Пост в чиновной иерархии господин Вишневский занимал вроде бы и небольшой. Но без его ведома невозможно было продать или сдать в аренду ни одного квадратного вершка драгоценной столичной земли.
Вишневский слыл железным человеком. Ни любви, ни привязанностей, только работа. Единственным слабым местом был сын его сестры, Ростислав, которого все звали просто Ростиком. Вроде не дурак, и не сказать, что отморозок. Но за что бы Ростик ни брался, все доводил до полного развала. И давно бы сидел, кабы не дядя.
Сейчас Ростик под руководством господина Вишневского претворял в жизнь очередной проект века «Народная крыша». По всему городу во дворах, на местах чахлых сквериков, детских и спортивных площадок возводились многоэтажные гаражи. Но автовладельцы не торопились расхватывать гаражные места, цена которых варьировалась от тридцати до пятидесяти тысяч условных денежных единиц. Это если на окраине, в центре еще дороже.
Ростик пожаловался на упрямцев дяде, и тот начал массовую кампанию по сносу старых гаражей и «ракушек», уродующих прекрасное лицо города. Но автовладельцы упрямо держались старины и в новые гаражи не шли.
Впрочем, никакие профессиональные неудачи не могли лишить Ростика аппетита. Он с хрустом взламывал панцирь омара и запивал нежное белое мясо пивом и водкой. Белое вино Ростик презирал, а про шампанское говорил: «Я от него бздю».
Сам господин Вишневский меланхолично тыкал вилкой в салат из водорослей. Фужер минеральной воды без газа – иных напитков он себе не позволял – стоял нетронутым.
– Так что с нашим гаражным проектом? – строго спросил племянника господин Вишневский. – Люди вложили деньги и ждут отдачи. А ее нет и, похоже, не предвидится. У тебя нет какой-нибудь подходящей креативной идеи?