— Вы знаете… он не может… с ним… случилась неприятность, а кто спрашивает?
— А что случилось?
— Он… умер… от сердечного приступа… а кто спрашивает?
Ответа не последовало. Трубку на другом конце тут же повесили. Зуева постояла несколько секунд, оторопело глядя на телефон. Потом повернулась к Рубцову:
— Батюшки-светы, что делать-то, — запричитала она неестественно громким голосом. — У нас ещё никто не умирал. Только этого не хватало. Слава Господу, обходились без покойников до сих пор.
Рубцов вздрогнул, словно очнулся.
— Да, да… конечно же… надо что-то предпринять. Но что?
Буров заметил, что Лера старается излагать всё с точностью до деталей. Он прервал её.
— Откуда вам известны эти подробности?
— Мне рассказала сестра-хозяйка.
— Вы полностью верите её словам?
— И да и нет.
— Больше да или больше нет?
— Уверена, что Зуева здесь ни при чём. Не врёт. Просто всё не помнит.
Буров задумался.
— Мы скверно начинаем, скверно. Вам не следовало мне ничего рассказывать. Нужно было посмотреть и послушать всё по порядку, с самого начала, пользуясь только данными, содержащимися в деле, только материалами расследования. Не следует забегать вперёд.
И он нажал кнопку диктофона.
Запись показаний сестры-хозяйки
— Ваше имя, отчество, фамилия?
— Зуева Маргарита Тихоновна.
— Место работы и жительства?
— Сестра-хозяйка оздоровительного комплекса «Опушка», здесь и живу в основном, хотя в Москве есть двухкомнатная квартира. Дальше я знаю все вопросы.
— Что, уже были под следствием?
— Что вы! Упаси бог! Из книжек. Люблю детективы — вон их сколько сейчас продают. Все прилавки завалены.
— Вам нравится детективная литература?
— Очень. А что? Не розовые же романы читать в моём-то возрасте!
— А где вы раньше работали?
— В школе-интернате Министерства внешней торговли, здесь же, неподалёку, кастеляншей.
— Когда Ларичев прибыл в пансионат?
— В пятницу утром. Поездом в одиннадцать тридцать. Я дала ему лучшую комнату, мне звонили насчёт. Людей у нас тут пока негусто.
— В котором часу вы обнаружили труп?
— Сегодня утром, около шести.
— При каких обстоятельствах?
— Пошла его будить…
— Он просил об этом?
— Нет… Его позвали к телефону.
— Кто?
— Не назвались. Думаю, кто-то из Подмосковья.
— Почему вы так думаете?
— Связь плохая, треск сплошной стоял, с Москвой лучше… в общем, мне так показалось…
— Тоже детективные романы?
— Да при чём тут это…
— Это был мужчина или женщина?
— ???
— Разве не вы сняли трубку?
— Я-то я, но плохо было слышно… расстояние… знаете ли… я ж сказала, плохая связь… или неблагоприятные атмосферные условия.
— Дальше…
— Потом я пошла его будить. Постучала. Никто не ответил. Нажала на ручку — дверь открылась.
— Он часто приезжал сюда?
— Частенько. К нам ведь не только отдыхать приезжают. Многие работают здесь, залетают на пару-тройку дней — доклады, рефераты, отчёты, сами знаете.
— Ну и?..
— Значит, нажала я ручку, обёрнутую марлей…
— Почему марлей?
— Да так… знаете… дурная привычка…
— Что? Так принято в «Опушке»? Или здесь была эпидемия?
— Да нет же, не было никакой эпидемии. Просто одно из чудачеств Игоря Матвеича.
— Поясните.
— Он боялся микробов…
— Вы полагаете, эта боязнь у него проявлялась только в поездках или же была и дома?
— Дома тоже.
— Откуда вы знаете? Приходилось бывать у него?
— Нет. Никогда. Но он мне как-то излагал свою теорию насчёт микробов. Он и ключи держал в полиэтиленовом пакете.
— И ручку всегда оборачивал марлей?
— Да. Привозил с собой стакан, ложки, вилки — всё.
— Почему он, по-вашему, так поступал?
— Думаю, болел, ипохондрия, так, что ли, называется… Хотя поговаривали и что он боится смерти. То есть не только микробов, но и убийц. Но это, конечно, чушь собачья. Говорили также, что у него много врагов. Говорили, Игорь Матвеич был въедливый, дотошный ревизор. Требовательный и знавший все их хитрости. Вот те, у кого он обнаружил недостачу, и… Понимаете… Суд… Тюрьма… На казённые харчи кому охота, попросту выражаясь.
— То есть ходили слухи, что он боялся, как бы его не убили в отместку за разоблачение махинаций?