Аркадий СТРУГАЦКИЙ, Борис СТРУГАЦКИЙ
УЛИТКА НА СКЛОНЕ – 1 (БЕСПОКОЙСТВО)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
С этой высоты лес был как пышная пятнистая пена, как огромная, на весь мир, рыхлая губка, как животное, которое затаилось когда-то в ожидании, а потом заснуло и поросло грубым мхом. Как бесформенная маска, скрывающая лицо, которое никто еще никогда не видел.
Леонид Андреевич сбросил шлепанцы и сел, свесив босые ноги в пропасть. Ему показалось, что пятки сразу стали влажными, словно он и в самом деле погрузил их в теплый лиловатый туман, скопившийся в тени под утесом. Он достал из кармана камешки и аккуратно разложил их возле себя, а потом выбрал самый маленький и тихонько бросил его вниз, в живое и молчаливое, в спящее, в равнодушное и глотающее навсегда, и белая искра погасла, и ничего не произошло – никакие глаза не приоткрылись, чтобы взглянуть на него. Тогда он бросил второй камешек.
– Так это вы гремели сегодня у меня под окнами, – сказал Турнен.
Леонид Андреевич скосил глаз и увидел ноги Турнена в мягких сандалиях.
– Доброе утро, Тойво, – сказал он. – Да, это был я. Очень твердый камень попался. Я вас разбудил?
Турнен придвинулся к обрыву, осторожно заглянул вниз и сейчас же отступил.
– Кошмар, – сказал он. – Как вы можете так сидеть?
– Как?
– Да вот так. Здесь два километра. – Турнен присел на корточки. – Даже дух захватило, – сказал он.
Леонид Андреевич нагнулся и посмотрел через раздвинутые колени.
– Не знаю, – сказал он. – Понимаете, Тойво, я человек вообще боязливый, но вот чего не боюсь, того не боюсь… Неужели я вас разбудил? По-моему, вы уже не спали, я даже немножко надеялся, что вы выйдете…
– А босиком почему? – спросил Турнен. – Так надо?
– Иначе нельзя. Я вчера уронил туда правую туфлю и решил, что впредь всегда буду сидеть босиком. – Он снова поглядел вниз. – Вон она лежит. Сейчас я в нее камушком…
Он бросил камушек и сел по-турецки.
– Да не шевелитесь вы, ради бога, – сказал Турнен нервно. – И лучше вообще отодвиньтесь. На вас смотреть страшно.
Леонид Андреевич послушно отодвинулся.
– Ровно в семь, – сообщил он, – под утесом выступает туман. А ровно в семь часов сорок минут туман исчезает. Я заметил по часам. Интересно, правда?
– Это не туман, – сказал Турнен сквозь зубы.
– Я знаю, – сказал Леонид Андреевич. – Вы скоро уезжаете?
– Нет, – сказал Турнен сквозь зубы. – Мы уезжаем не скоро. Мы уезжаем через два дня. Через – два – дня… – сказал он с расстановкой. – Повторить?
– Сегодня я спросил вас в первый раз, – кротко сказал Леонид Андреевич.
– И больше не спрашивайте, – сказал Турнен. – Хотя бы сегодня.
– Не буду, – сказал Леонид Андреевич.
Турнен посмотрел на него.
– Я надеюсь, вы не обиделись?
– Ну что вы, Тойво…
– А вы тоже не любите охоту?
– Терпеть я ее не могу.
Турнен опустил глаза.
– Что бы вы делали на моем месте? – спросил он.
– На вашем месте? Ну что бы я делал… Ходил бы за женой по лесу и носил бы ее… этот… ружье… и разные огнеприпасы.
– А вам не кажется, что это было бы глупо?
– Зато спокойно. Мне нравится, когда спокойно.
Турнен поджал губы и покачал головой.
– Она не выносит, когда я таскаюсь следом. Она раздражается, нервничает, все время промахивается. И егеря злятся… Так что я предпочитаю оставаться. В конце концов, можно представить себе, что это даже полезно… Здоровое волнение, этакое взбадривание…
– Действительно, – сказал Леонид Андреевич, – как это мне сразу не пришло в голову? Все эти наши страхи – просто нормальная функция застоявшегося воображения… Ведь что такое этот лес? А?
– Да, – сказал Турнен. – Что он, собственно, такое?
– Ну, тахорги… Ну, туман, который, правда, не туман… Смешно!
– Какие-то там блуждающие болота, – проговорил Турнен, усмехаясь.
– Насекомые! – сказал Леонид Андреевич и поднял палец. – Вот насекомые – это действительно неприятно.
– Ну, разве что насекомые…
– Да. Так что, я думаю, мы совершенно напрасно беспокоимся.
– Слушайте, Горбовский, – сказал Турнен, – почему-то, когда я разговариваю с вами, мне всегда кажется, что вы надо мною издеваетесь.
Леонид Андреевич поднял брови.
– Странно, – сказал он. – Честное слово, я действительно думаю, что мы с вами напрасно беспокоимся.
Они помолчали.
– Я беспокоюсь о своей жене, – сказал Турнен. – А вот о чем беспокоитесь вы, Горбовский?
– Я? Кто вам сказал, что я беспокоюсь?
– Вы все время говорите "мы с вами"…
– А-а… Ну, это просто… Вы только не подумайте, что я тоже беспокоюсь за вашу жену. Если бы вы видели, как она на двести шагов…
– Я видел, – сказал Турнен.
– И я тоже видел. Поэтому я нисколько за нее не беспокоюсь.
Он замолчал. Турнен подождал немного и спросил:
– Все?
– Что – все?
– Больше вы ничего мне не скажете?
– Н-ничего.
– Тогда пойдемте завтракать, – сказал Турнен, поднимаясь.
Леонид Андреевич тоже поднялся и запрыгал на одной ноге, натягивая шлепанец.
– Ох, – сказал Турнен. – Да отойдите же вы от края!
– Уже все, – сказал Леонид Андреевич, притопывая. – Сейчас отойду.
Он последний раз посмотрел на лес, на плоские пористые пласты его у самого горизонта, на его застывшее грозовое кипение, на липкую паутину тумана в тени утеса.
– Хотите бросить камушек? – сказал он, не оборачиваясь.
– Что?
– Бросьте туда камушек.
– Зачем?
– Я хочу посмотреть.
Турнен открыл рот, но ничего не сказал. Он подобрал камень и, размахнувшись, швырнул его в пропасть. Потом он поглядел на Горбовского.
– Я еще мог бы напомнить вам, – сказал Леонид Андреевич, – что с нею Вадим Сартаков, а это самый опытный егерь на базе.
Турнен все смотрел на него.
– А ищейку настраивал сам Поль, а это значит…
– Все это я помню, – сказал Турнен. – Я спрашивал вас совсем не об этом.
– Правда? – сказал Горбовский. – Значит, я вас неправильно понял.
Алик Кутнов пил томатный сок, держа стакан двумя толстыми красными пальцами. На месте Риты почему-то расположился тот молодой человек с громким голосом, что прибыл вчера на спортивном корабле, и Турнен сидел, нахохлившись, не поднимая глаз от своей тарелки, и резал на тарелке кусочек сухого хлеба – пополам и еще раз пополам, и еще раз пополам…
– Или, например, Ларни, – сказал Алик, взбалтывая в стакане остатки сока. – Он видел треугольный пруд, в котором купались русалки.
– Русалки! – сказал новичок с восторгом. – Превосходно!
– Да-да, самые обыкновенные русалки. Вы не смейтесь, Марио. Я же вам говорю, что наш лес немножечко не похож на ваши сады. Русалки были зеленые и необычайно красивые, они плескались в воде… Только у Ларни не было времени ими заниматься, у него истекал срок биоблокады, но он говорит, что запомнил их смех на всю жизнь. Он говорит, что это было как громкий комариный звон.
– А может быть, это и был комариный звон? – предположил Марио.
– У нас все может быть, – сказал Алик.
– И может быть, биоблокада к тому времени у него уже ослабела?
– Может быть, – охотно согласился Алик. – Он вернулся совсем больной. Но вот, скажем, скачущие деревья я видел сам и неоднократно. Это выглядит так. Огромное дерево срывается с места и перепрыгивает шагов на двадцать.
– И не падает при этом?
– Один раз упало, но сейчас же поднялось, – сказал Алик.
– Великолепно! Вы просто прелесть! Ну а зачем же они скачут?
– Этого, к сожалению, никто не знает. О деревьях в нашем лесу вообще мало что известно. Одни деревья скачут, другие деревья плюют в прохожего едким соком пополам с семенами, третьи еще что-нибудь… Вот в километре от Базы есть, например, такое дерево. Я, например, остаюсь возле него, а вы отправляетесь точно на восток и в трех километрах трехстах семидесяти двух метрах находите второе такое же дерево. И вот когда я режу ножом свое дерево, ваше дерево вздрагивает и начинает топорщиться. Вот так. – Алик показал руками, как топорщится дерево.