– Я думаю, это у тебя сны, – произнес где-то наверху добродушный бас. – Я по себе знаю, от снов иногда бывает очень неприятный осадок. Иногда даже наступает словно бы паралич. Невозможно двигаться, невозможно работать, а потом все проходит. Надо бы тебе поработать. Почему бы тебе не поработать? И все осадки растворятся в удовольствии.
– Ах, да не могу я работать, – возразил капризный тонкий голос. – Мне все надоело. Всегда одно и то же: железо, пластмасса, бетон, люди. Я сыта этим по горло. Для меня в этом не осталось никакого удовольствия. Мир так прекрасен и так разнообразен, а я сижу на одном месте и умираю от скуки!
– Взяла бы да переменила место, – проскрипел издали какой-то сварливый старик.
– Легко сказать – перемени место! Вот я сейчас не на месте, и все равно мне тоскливо. А как трудно было уйти!
– Ну, хорошо, – сказал рассудительный бас. – А что тебе хочется? Это даже как-то непостижимо. Чего может хотеться, если не хочется работать?
– Ах, как вы не понимаете? Я хочу жить полной жизнью. Я хочу увидеть новые места, получить новые впечатления, ведь здесь все одно и то же…
– Отставить! – рявкнул оловянный голос. – Болтовня! Одно и то же – это хорошо. Постоянный прицел. Ясно? Повторите!
– Ах, да ну вас с вашими командами…
Разговаривали, несомненно, машины. Перец не видел их и никак не мог их себе представить, но ему чудилось, будто он притаился под прилавком игрушечного магазина и слушает, как беседуют игрушки, знакомые с детства, только огромные и поэтому страшные. Этот истерический тонкий голосок принадлежал, конечно, пятиметровой кукле Жанне. На ней было пестрое платье из тюля, и у нее было толстое розовое неподвижное лицо с закаченными глазами, толстые, нелепо растопыренные руки и ноги со склеенными пальцами. А басом говорил медведь, исполинский Винни Пух, едва умещающийся в контейнере, незлобивый, лохматый, набитый опилками, коричневый, со стеклянными глазами-пуговицами. И остальные были игрушками, но Перец еще не мог понять – какими.
– Я полагаю, что следует все-таки тебе поработать, – проворчал Винни Пух. – Ты, милочка, имей в виду, что здесь есть существа, которым повезло гораздо меньше, чем тебе. Например, наш садовник. Ему очень хочется работать. Но он сидит здесь и думает днем и ночью, потому что не окончательно еще разработал план действий. И никто не слыхал от него никаких жалоб. Однообразная работа – это тоже работа. Однообразное удовольствие – это тоже удовольствие. Это еще не причина для разговоров о смерти и тому подобном.
– Ах, вас не поймешь, – сказала кукла Жанна. – То у вас сны всему причиной, то я не знаю что. А у меня предчувствия. Я места себе не нахожу. Я знаю, что будет страшный взрыв, и я вся разлечусь на мельчайшие брызги и превращусь в пар. Я знаю, я видела…
– Отставить! – грянул оловянный голос. – Не терплю! Что вы знаете о взрывах? Вы можете бежать к горизонту с любой скоростью и под любым углом. И тот, кому надо, достанет вас с любого расстояния, и это будет настоящий взрыв, а не какой-нибудь интеллигентский пар. Но разве тот, кому это надо, – я? Никто этого не скажет, а если бы и хотел сказать, то не успел бы. Я знаю, что я говорю. Ясно? Повторите.
Во всем этом было много тупой самоуверенности. Это был наверняка огромный заводной танк. С такой же точно тупой самоуверенностью он перебирал резиновыми гусеницами, карабкаясь через подставленный ботинок.
– Я не знаю, что вы имеете в виду, – сказала кукла Жанна. – Но если я и прибежала сюда, к вам, к единственным близким мне существам, то это, по-моему, еще не означает, что я намерена ради чьего бы то ни было удовольствия бегать к горизонту под какими-то углами. И вообще прошу обратить внимание, что я не с вами разговариваю… А если речь идет о работе, то я не больная, я существо нормальное, и мне удовольствия нужны, как и всем вам. Но это не настоящая работа, какое-то фальшивое удовольствие. Я все жду моего, настоящего, а его нет, нет и нет. И я не знаю, в чем дело, а когда начинаю думать, то додумываюсь до одних глупостей… – Она всхлипнула.
– Н-ну… – пробасил Винни Пух. – В общем-то, да… Конечно… Только… Гм…
– Все правильно! – заметил новый голос, очень звонкий и веселый. – Девочка права… Настоящей работы нет…