Музыка в машине стала громче. Бушующие децибелы быстро вернули к жизни.
– Размышляю, как много понадобится сил, чтобы вытравить универ из памяти, – соврала я.
– Самую малость, поверь! – засмеялась она в ответ.
На самом деле замужество для меня всегда было скорее эстетической картинкой, эффектным кадром из мелодрамы, нежели предметом страстного желания и ближайшей целью. Нет, конечно, мечты раскрашивали будущее в радужные тона, но слишком много еще хотелось натворить до момента судьбоносной встречи – иначе в чем потом смиренно каяться? А если ты еще и тщеславна, хороша собой, грезишь бурными страстями, если обладаешь в придачу запасом времени и сил – пиши-пропало, накуролесить удастся намного больше, чем позволят замолить… Так что семейная жизнь подождет – вперед к авантюрам! Совершать глупости, гулять ночи напролет, притягивать самое чумовое: случайные знакомства, невероятные истории, серьезные неприятности. Не стану скрывать: последних в моей жизни хватило бы на десяток мыльных опер, а всему виной чертова инфантильность, неспособность в нужный момент принять ответственность за свои поступки. Забегая вперед, скажу: потакание прихотям толкнет меня однажды к отношениям, довольно странным для девушки, имеющей совершенно нормальные виды на нормальных парней. Сердце без сожаления пойдет наперекор здравому смыслу, будет обманываться раз за разом, лишь бы подольше остаться рядом с тем, чье призрачное присутствие ощущаю до сих пор. Убежденная, что зудящее стремление окружающих навешивать ярлыки на происходящее исходит только из их скудного житейского аппетита, я пренебрегу моралью и устоями, разорву связи с семьей и друзьями.
Говорят, учатся на собственных ошибках. В отношении меня это правило регулярно давало сбой.
Хотелось бы мне, вернувшись в прошлое, изменить долгий и порой не самый достойный путь взросления с банальными, но не становящимися менее драматичными ошибками? Не уверена. Ведь совершает их человек, по сути, подчиняясь единственной жажде – быть счастливым. К тому же не существует правильного выбора, существует один из возможных. Мне остается лишь, пеняя на саму себя, с холодной четкостью наблюдателя пересказать историю маленькой драмы, приведшей к необратимым последствиям.
ГЛАВА 2
Первые пару лет венской эпопеи мои амбиции подкреплялись довольно серьезным материальным подспорьем с родительской стороны, что позволяло с безрассудным шиком тратить деньги на любые прихоти. Моя натура не отличалась необузданным мотовством, но столица располагала к жизни на широкую ногу. Посему окна шикарной меблиражки, снятой мною сразу по приезду, конечно же, выходили на Ратушу! Теплые тона интерьера, просторная и все же уютная гостиная в стиле бидермейер: стены, украшенные фотографиями и акварелями в красивых деревянных рамах, изящный антикварный стол в центре зала, рояль, камин и клетка с канарейкой – все стремилось к сентиментальной винтажной пышности, но смотрелось по-венски и умиляло до слез.
По утрам, после бурной ночи, я любила, растянувшись в шезлонге на просторном балконе, с наушниками в ушах наблюдать за потоком человеческой реки, проплывающей мимо. Он то расширял свое русло на огромных площадях, то сужался на маленьких улочках. Люди торопились поймать удачу за хвост. Мое же тело праздно млело на солнце от удовольствия. Оно имело все, что только пожелаешь!
А потом, однажды, эта река, обхитрив лихо, подхватила и понесла меня. Перекочевывая из одной квартиры в другую, меняя истории, мужчин, подъезды, этажи, я очутилась в скромной комнатушке с большим семейством по соседству. В двадцатиметровой каменной шкатулке с окнами во двор начался жизненный отсчет без особых средств для существования, но с полной уверенностью, что счастье в чем-то большем. С тех пор пробежало почти десятилетие. Так быстро пробежало! Но, стоит закрыть глаза, снова вижу наш переулок. Вот он, сонный, безмятежный, лишенный привычного пафоса. Пожалуй, такая картина придется по сердцу тем, кто не любит подсматривать за бурлящей жизнью эпохи. Я и сама с неких пор перестала принадлежать к числу алчных обжор, питающихся гулом переполненных проспектов. Тем не менее, по началу, не стану скрывать, оглядывая свое немудренное царство, я кляла гордыню, не позволяющую попросить очередного родительского прощения, а вместе с ним и деньжат для благополучного возвращения в мир достатка.
Конечно, послевкусие красивой жизни держалось на языке у памяти еще долго, но признаться семье в том, что моя философия о поиске личного пути – по-прежнему юношеский максимализм, а слова: «В зависимости всегда много злости, напряжения, вины, невыносимости!» – детский лепет, оказалось намного сложнее.