— Вы — маленькие, и сил у вас мало, — объяснял Дрим, и она ему верила.
Не только потому, что он умел читать, как все взрослые, и потому много чего знал. Главное, он никогда ее не обманывал. Если Дрим шепотом сообщал, что: «Макароны сегодня резиновые, возьми лучше пюре», точно так и оказывалось. Мира сама видела, как кривятся те, кто позарился на толстенькие трубочки, которые она вообще-то любила, потому что в них можно было тихонько посвистеть…
В общем, Дрим никогда ее не обманывал. Он подтверждал, что за Стеной, которой заканчивался их мир, страшная-страшная пропасть, и у нее даже дна нет. Если, конечно, не считать дном другую планету, до которой еще лететь и лететь. И хоть он говорил об этом всегда с неохотой и странно морщась, Мира знала, что можно не сомневаться, все так и есть. Просто рассказывать об этом страшновато, тем более — представлять.
И кожа у нее обязательно должна была разгладиться, ведь Дрим говорил, что это естественный процесс: дети растут, их морщины растягиваются, и постепенно они становятся такими же красивыми, как все взрослые. Да и сил у них все прибавляется и прибавляется, это так здорово! Однажды… Мира, зажмурившись, часто воображала этот день… Однажды этих самых сил станет так много, что она даже сможет бегать, не задыхаясь, и забираться на деревья, не опасаясь сорваться из-за того, что ноги становятся ватными и трясутся.
— Давай залезем на дерево!
Эви, задремавший от тепла, как кот, смешно заморгал. Зелень в его глазах сгущалась постепенно, будто тоже медленно приходила в себя.
— На какое еще дерево?
— Да на то, где красные ранетки. Знаешь, вкусные! Я с земли подбирала. Но наверху они ведь еще вкуснее!
— Как же мы залезем? — он с сомнением посмотрел на свои тощенькие, дряблые ноги. — Силенок не хватит.
Мира заспорила:
— В прошлом году я же лазила, помнишь? С чего же сейчас их не хватит?
«А вдруг не хватит? — пузырьки возле сердца сделались ледяными и разом впились в него. — Да ну… Я же расту. Значит, и сил должно становиться все больше и больше. Так Дрим говорил…» Для начала встав на четвереньки, она выпрямилась и переждала привычное головокружение, от которого в глазах возникал целый мушиный рой.
— Пойдем! — она дернула мальчика за руку. — Знаешь, какие они хрустящие! У меня прямо слюнки уже текут.
Эви поднялся, но было видно, что он совсем не горит желанием лезть на дерево. Пристально разглядывая что-то у реки, (Мира тоже оглянулась, но ничего особенного не увидела), он пробормотал:
— Можно кого-нибудь из взрослых попросить. Им же легче залезть! Прата, например… Он не откажется.
— Но мне самой хочется! — закричала Мира. — Когда они — это же совсем другое. Они и так все для нас делают: готовят, книжки читают и стирают… Все! Но мы же тоже должны хоть что-то делать, а то так вырастем и ничему не научимся. Как тогда?
— Откуда берется стиральный порошок?
Она уставилась на него в недоумении:
— Что?
Мальчик виновато растянул синеватые сухие губы:
— Я вот все думаю: откуда вообще все берется? Порошок, мыло, продукты… Туалетная бумага — откуда?
— Что значит… Я… Я не знаю…
Ее поразило, что Эви подметил то, о чем она сама даже не задумывалась. Обычно Мира первой видела то важное, над чем стоило ломать голову.
От растерянности она ухватилась за свой проверенный спасательный круг:
— Надо у Дрима спросить!
Эви посмотрел на нее как-то странно:
— Может, он и не скажет… Может, это их взрослый секрет. Бывают же такие!
— Что же такого секретного в том, откуда туалетная бумага берется?
— Ну, не знаю… А почему тогда они не говорят?
— Потому что… Потому что никто и не спрашивал! Вот ты разве спрашивал?
Медленно запрокинув голову, отчего сухая кожа на шее стала почти гладкой, Эви мечтательно произнес:
— А может, все это привозят с какой-нибудь звезды…
— С планеты.
— Со звезды! — заупрямился он. — И там, наверное, живут такие же дети, как мы.
— И взрослые. Как Дрим…
Эви вдруг рассердился:
— Надоела ты со своим Дримом! Вечно только: «Дрим, Дрим!» Прямо влюбилась!
«Вот и тогда было так же», — внезапно вспомнилось ей. Она чего-то испугалась («А чего испугалась? Не помню…»), и сердце ее просто исчезло. Это продолжалось недолго, но Мира ясно чувствовала, что совсем не ощущает его. Не так, как бывает, когда ничего не болит, по-другому: вместо сердца возникла холодная пустота. Вроде той, что подкарауливала за Стеной. Если б Мира провалилась туда, то уже не выбралась бы. Но сердце все же успело ухватиться за ребра и удержалось…