– Яш, ты ходишь в секту? – спросила она в своей сонной манере, но Яша чувствовал, что она напряжена. Она показала ему место рядом с собой на диване. На ней был её обычный всегдашний, любимый французский джемпер серо-полосатого цвета, а пышная чёлка закрывала брови, наполовину скрывая выражение лица.
– Куда?
– Марьяна видела тебя с каким-то типом. Ты не волнуйся так, просто скажи мне.
– Нет, я же не придурок по сектам ходить, – это вышло очень искренне и немного убедило маму Марину.
– Ну, хорошо, – вдруг Марина как-то обмякла, чуть-чуть, и Яша впервые заметил в ней слабинку, которая ей очень шла. – Прости, я так мало общаюсь с тобой, не знаю толком, чем ты живёшь…
– Я живу толком, – вдруг жестковато заявил Яша, – только школа мне не нравится, хоть режь, мне туда противно ходить, там всё не живое, скучное, тупое, тяжёлое, можешь ты понять или нет?.. Что, разве нормально, когда мне с пяти лет начали впаривать некую риторику, логику, развитие речи, и до сих пор ничего не рассказали толком, что такое человек, – и не расскажут! То есть я хочу сказать… Помнишь, в школе есть мерзкий плакат, где человек без кожи с мышцами и органами наружу? А тебе никогда не приходило в голову, как это может сочетаться с тем, что есть тернистый путь духа и куда этот путь ведёт, главное? И вообще, зачем всё это? И то, и другое?
Марина сделала то, что делала, наверное, раза два в жизни – она шире раскрыла глаза.
– А что… ты что хочешь?
– Мама, я не могу, пойми, не знаю почему, но я не хо-чу! Мне противен весь этот стёб, которым и ты занимаешься и меня тянешь! Меня тошнит не только от этого мутного болота, которое называется обществом, но и от этого города! Это что – дома? Вон – пакет молока, вон там – бутылка, пивная банка, или группка фаллосов! Убожество! Не смотри так на меня, это не я их придумал. Вонючая парковка твоя столица! Подумай, что в этом городе хорошего, – ничего.
– Яш, какие-то речи у тебя – сектантские…
– Я не хожу в секту, – отрезал Яков, глядя в упор на пол.
– Может, тебя покрестить? Марьяна у себя в храме договорится, – немного растерянности добавилось маме Марине, и это ей шло ещё больше.
– Мам, – тепло вдруг сказал Яша, присев на пол под мамины глаза, – ты не обижайся, ты пойми, я не хочу нести крест ни свой, ни чужой, я хочу жить. Так как я хочу, как выберу.
– Что ты выберешь, в конце концов? Наркотики? – оба глаза Марины обрели настоящее сокровище – слёзы. Портили взгляд только сами глаза, которые стали похожи на две железные гайки.
– Это тоже убожество. Это – не волнуйся… – Яша и мама обнялись, что происходило очень, очень редко. – Мам, тебе надо это… отдыхать и не волноваться.
А про себя Яков подумал: « А вдруг её бросил мужик, от которого она беременна?» И ему захотелось защищать её, и побить кого-нибудь за неё.
– Слава Богу, Яша, наркоту не трогай, ладно? Никогда. А то не станешь мужчиной.
– Чего? – смутился Яков.
– Ничего! – Марина высморкалась. – Не думай даже попробовать, на этом и попадаются. А то… не только кончить, но и начать не сможешь.
Это было феноменально. Мама Марина, которая видит сына пять раз в месяц, за двадцать секунд провела воспитательную работу по половому вопросу, ни разу не замявшись. Яша засмеялся, и мама тоже. Между ними стало гораздо теплее, и даже проблемы показались не такими уж важными.
– Мам, я хочу перейти в обычную школу, где-нибудь тут, поблизости, – произнёс, наконец, Яша самое главное.
Марина опять смотрела «гайками», не моргая. Яша вспомнил фразу из какой-то книжки: «В её глазах стоял ужас». Теперь вся мама Марина превратилась в готовый к бою танк.
– А дальше что? – и в этот вопрос было вложено всё.
– Мама, я не боюсь жизни, она не страшная и хватит меня ею пугать, – просто сказал Яша, и почувствовал, как глубоко это вошло в мамину голову, словно лазер нанёс бронетранспортёру решающий удар. Марина задумалась. Потом обняла сына, и опять у неё полились слёзы.
– Прости, не волнуйся, я в порядке… Просто ты мне напомнил одного…
– Отца напомнил? – это как-то само собой вырвалось, неожиданно даже для самого Яши. Он, наверное, угадал, потому что Марина засуетилась, собираясь уйти от разговора. Потом вдруг обмякла, словно устав нести некий груз, и откинулась на спинку дивана.
– Мам, а где он, ты не знаешь? – Яша вдруг почувствовал, что сейчас тоже заплачет.
– Нет, – сказала Марина тихо, и Яша почувствовал горечь, которую она прятала. – Если бы я знала, я бы сейчас позвонила ему. Наверное.
Они с минуту посидели в совершенной тишине. За это время между ними тихо вырос и укрепился хрупкий драгоценный мостик, которого так не хватало многие годы. Они посмотрели друг на друга новыми глазами, но и жизнь, поменявшись, требовала теперь новых решений. Это было очевидно, и мама Марина почувствовала это.