— Подождите-ка, возьму карандаш. Что дальше?
— Затем кедры.
— Кедры?
— Да. Из Ливана.
— Из Ливана?
— В Ливане у нас закуплены кедры, которые нужно отправить на лесопильню в Осло, где из них сделают щепу для строительства на мысе Код. Оплачивается при доставке. И кроме того, зеленый горошек.
— Зеленый горошек?
— Да, идет морем. Несколько барж зеленого горошка идет морем из Атланты в Голландию для уплаты за тюльпаны, которые отправлены в Женеву, чтобы расплатиться за сыр, предназначенный для Вены. Дэ-вэ.
— Дэ-вэ?
— Да, это значит — деньги вперед. Габсбурги не заслуживают доверия.
— Подождите, Милоу.
— И не забудьте об оцинкованном железе на военных складах Флинта. В полдень восемнадцатого четыре грузовика оцинкованного железа должны быть отправлены самолетом в Дамаск на переплавку. Условия: франко-вагон, Калькутта — два процента, десять дней, раз в два месяца. «Мессершмитт» с грузом конопли отправить в Белград в обмен на полтора самолета С — 47 с финиками из Хартума, от которых мы никак не можем избавиться. Деньги за португальские анчоусы — мы их продали обратно Лиссабону — израсходуйте на оплату египетского хлопка, который приходит на наше имя из Мамаронека, а также закупите как можно больше апельсинов в Испании. За нараньясы всегда платите наличными.
— За нараньясы?
— Так называют в Испании апельсины. Да, и не забудьте о Пилтдаунском человеке.[19]
— О Пилтдаунском человеке?
— Смитсоновский институт в настоящее время не располагает средствами, чтобы уплатить требуемую нами цену за второго Пилтдаунского человека. Но деятели института ждут кончины одного горячо любимого богатого мецената, который собирается завещать им нужную сумму.
— Святые угодники! Я не успеваю записывать!
— Франция готова закупить у нас столько петрушки, сколько мы сможем выслать, и нам надо ее переправить, поскольку мы нуждаемся во франках для обмена на лиры, а затем на пфенниги, чтобы, как только придут финики, уплатить за них пфеннигами. Кроме того, я закупил гигантскую партию бальзового дерева, чтобы распределить его между всеми синдикатскими столовыми.
— Бальзовое дерево? Для чего столовым бальзовое дерево?
— Хорошее бальзовое дерево, полковник, в наши дни не так-то легко достать. По-моему, не стоит упускать удачный случай.
— Да, по-моему, тоже не стоит, — неуверенно проговорил полковник. Сейчас он походил на человека, страдающего морской болезнью. — Полагаю, что цена подходящая?
— Цена возмутительная! — сказал Милоу. — Несусветная! Но, поскольку мы купили бальзу у одного из наших филиалов, мы с удовольствием заплатили сумму, которую с нас запросили. И потом — присмотрите за шкурами.
— Шкурами?
— Да, шкурами. В Буэнос-Айресе. Их необходимо выдубить.
— Выдубить?
— Да, в Ньюфаундленде. И отправить пароходом в Хельсинки пэ-бэ-эр, до того как наступит оттепель. До наступления оттепели в Финляндии все идет пэ-бэ-эр.
— По безналичному расчету? — догадался полковник Кэткарт.
— Отлично, полковник. Вы не лишены способностей. И кроме того, лимонные корки…
— Корки?
— Корки — для Нью-Йорка, эклеры — для Танжера, свинину — в Мессину, маслины — в Афины, бисквит — на остров Крит.
— Милоу!
— Но не вздумайте возить уголь в Ньюкасл.[20]
Полковник Кэткарт всплеснул руками.
— Милоу, подождите! — закричал он чуть не плача.
— Так не пойдет! Вы, как и я, незаменимы! — Он отшвырнул карандаш и нервно вскочил со стула. — Милоу, об этих дополнительных шестидесяти четырех вылетах не может быть и речи! И вообще, вы больше ни разу не полетите. Если с вами что-нибудь случится, все пойдет прахом.
В знак признательности Милоу благодушно кивнул головой:
— Сэр, значит ли это, что вы запрещаете мне впредь летать на боевые задания?
— Да, Милоу, я запрещаю вам впредь летать на боевые задания, — объявил полковник суровым и непреклонным тоном.
— Но это несправедливо, сэр, — запротестовал Милоу
— А как насчет моего послужного списка? Другим пилотам — и слава, и награды, и популярность. А я должен страдать только потому, что в поте лица своего руковожу столовой?
— Конечно, Милоу, это несправедливо. Но я не представляю, что тут можно сделать.
— Может быть, кто-то другой будет выполнять за меня боевые задания?
— А что, если действительно кто-то другой будет выполнять за вас боевые задания? — задумчиво произнес полковник Кэткарт. — Ну, скажем, бастующие шахтеры из Пенсильвании или Западной Виргинии?
Милоу покачал головой:
— Их слишком далеко придется везти. А почему бы не заставить пилотов из нашей эскадрильи, сэр? В конце концов, все, что я делаю, я делаю для них. В благодарность за это они должны что-то сделать и для меня.
— А что, если действительно заставить пилотов из вашей эскадрильи, Милоу? — воскликнул полковник Кэткарт. — В конце концов, все, что вы делаете, вы делаете для них. В благодарность за это и они должны что-то сделать для вас.
— Что справедливо, то справедливо, сэр.
— Разумеется, что справедливо, то справедливо.
— Они могли бы летать по очереди, сэр.
— Действительно, Милоу, почему бы им по очереди не летать за вас на задания!
— А кто будет получать награды?
— Вы будете получать награды, Милоу. И если кто-то заслужит медаль, летая за вас, то эту медаль получите вы.
— А кто будет умирать, если его собьют? — Кто летает, тот и умирает. В конце концов, Милоу, что справедливо, то справедливо. Только, видите ли, какое дела…
— Тогда вам придется увеличить норму боевых вылетов, сэр?
— Я-то ее повысил бы, но не уверен, подчинятся ли летчики. Они и так злятся, что я взвинтил норму до семидесяти. Но если б мне удалось уговорить хотя бы одного, то, вероятно, и другим пришлось бы смириться.
— Нейтли готов летать и дальше, сэр, — сказал Милоу. — Мне только что сообщили под большим секретом, что он готов на все, лишь бы остаться в Европе с любимой девушкой.
— Так вот Нейтли и будет летать дальше, — объявил полковник Кэткарт и на радостях хлопнул в ладоши. — Да, Нейтли будет летать. И на сей раз я действительно увеличу норму вылетов сразу до восьмидесяти и заставлю позеленеть от злости генерала Дридла! А заодно, это хороший повод опять послать эту грязную крысу Йоссариана в бой, где ему, может быть, свернут шею.
— Йоссариана? — Честное, простодушное лицо Милоу выразило глубочайшую озабоченность, и он задумчиво покрутил кончик рыжеватого уса.
— Да, Йоссариана. Я слышал, он ходит повсюду и бубнит, что, поскольку от отлетал положенное, война для него закончилась. Может быть, он и отлетал положенное ему, но он не отлетал положенного вам. А? Ха! Ха! То-то он удивится, когда узнает!
— Сэр, Йоссариан — мой друг, — возразил Милоу. — И мне тяжело было бы думать, что по моей вине ему пришлось снова рисковать головой. Я многим обязан Йоссариану. Нет ли какого-нибудь способа сделать для него исключение?
— О нет, Милоу, — назидательно изрек полковник Кэткарт, шокированный таким предложением. — У нас нет любимчиков. Мы должны относиться ко всем одинаково.
— Ради Йоссариана я готов пожертвовать всем, что у меня есть, — мужественно продолжал Милоу отстаивать Йоссариана. — Но поскольку у меня ничего нет, следовательно, и жертвовать мне нечем. Не так ли? Стало быть, Йоссариан должен рисковать наравне с другими.
— Что справедливо, то справедливо.
— Да, сэр, что справедливо, то справедливо, — согласился Милоу. — В конце концов, Йоссариан не лучше других, и он не имеет права на какие-то особые привилегии…
— Конечно, не имеет, Милоу. Что справедливо, то справедливо.
На сей раз Йоссариан не успел прибегнуть к спасительным мерам: полковник Кэткарт объявил свой приказ о повышении нормы вылетов до восьмидесяти в конце того же дня. Йоссариан не успел ни отговорить Нейтли от участия в этом налете, ни даже вступить в тайный сговор с Доббсом, чтобы убить полковника Кэткарта. На следующее утро, едва забрезжил рассвет, внезапно прозвучала тревога, в столовой еще не приготовили приличного завтрака, а летчиков уже затолкали в грузовики, которые вихрем помчались сначала к инструкторской, а затем на аэродром, где тарахтящие бензозаправщики уже перекачивали бензин в самолетные баки, а оружейные команды спешно поднимали лебедками тысячефунтовые фугаски в бомбовые люки. Все носились сломя голову, и, как только самолеты заправились, пилоты сразу же начали заводить и разогревать моторы.
20