–- А они вам ее показывали, эту "уловку"? — спросил Йоссариан. -Почему вы не заставили их прочитать вам текст этой "уловки"?
–- Они не обязаны показывать нам "уловку двадцать два", — ответила старуха. — Закон гласит, что они не обязаны этого делать.
–- Какой еще закон?
–- "Уловка двадцать два".
–- О, будь я проклят! — с горечью воскликнул Йоссариан. — Опять этот заколдованный круг! — Йоссариан остановился и печально огляделся. — А где же старик?
–- Ушел. — замогильным тоном сказала старуха.
–- Ушел?
–- Ушел в лучший мир, — сказала старуха и тыльной стороной ладони коснулась лба. — Вот здесь у него что-то сломалось. Он то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство.
Йоссариан повернулся и побрел по квартире. С мрачным любопытством он заглядывал в каждую комнату. Вся стекленная утварь была разбита вдребезги людьми с дубинками. Портьеры содраны, постели свалены на пол. Стулья, столы и туалетные столики опрокинуты. Все, что можно сломать — сломано. Разгром был полный. Никакая орда вандалов не могла бы учинить большего разорения. Все окна были разбиты, и тьма чернильными облаками вливалась в каждую комнату сквозь высаженные рамы. Йоссариан ясно представлял себе тяжелую, всесокрушающую поступь высоких парней в белых шлемах — военных полицейских. Он представлял себе разнузданное зловещее веселье, с каким они громили все вокруг, их лицемерное, не ведающее пощады сознание своей правоты и преданности долгу. Бедные девочки — они все пропали. Осталась только плачущая старуха в выглядывавших один из-под другого мешковатых коричневом и сером свитерах и черной головной шали. Но скоро и она пропадет.
–- Пропали... — горевала она, когда он вернулся. — Кто теперь меня приютит?
Йоссариан пропустил этот вопрос мимо ушей.
– У Нейтли была подружка, о ней что-нибудь известно?
–- Пропала.
–-Эко мне известно. Но что о ней слышно? Кто-нибудь знает, куда она девалась?
–- Пропала.
–- А ее сестренка, что с ней случилось?
–- Пропала, — монотонно твердила старуха.
–- Вы понимаете, о чем я говорю? — резко спросил Йоссариан, глядя старухе прямо в глаза, чтобы убедиться, не бредит ли она. Он повысил голое: — Что случилось с сестренкой, с маленькой девочкой?
–- Пропала, и она пропала, — сердито ответила старуха. Она стала подвывать громче. — Выгнали с остальными вместе. Выгнали на улицу. Даже не дали ей надеть пальто.
–- Куда она ушла?
–- Не знаю, не знаю.
–- Кто же о ней позаботится?
–- А кто позаботится обо мне?
–- Ведь, кроме вас, она никого не знает?
– А кто присмотрит за мной?
Йоссариан бросил старухе в подол деньги — удивительно, как часто люди, оставив деньги, думают, что тем самым они исправили зло! — и вышел на лестничную площадку. Спускаясь по ступенькам, он поносил на чем свет стоит "уловку двадцать два", хотя знал, что таковой нет и в помине. "Уловка двадцать два" вообще не существовала в природе. Он-то в этом не сомневался, но что толку? Беда была в том, что, по всеобщему мнению, этот закон существовал. А ведь "уловку двадцать два" нельзя было ни потрогать, ни прочесть, и, стало быть, ее нельзя было осмеять, опровергнуть, осудить, раскритиковать, атаковать, подправить, ненавидеть, обругать, оплевать, разорвать в клочья, растоптать или просто сжечь.
На улице было холодно и темно, тусклый промозглый туман колыхался в воздухе и сочился по шершавой облицовке каменных домов, по пьедесталам памятников. Йоссариан поспешил к Милоу, чтобы покаяться и отречься от заблуждений.. Он сказал, что просит извинения, и, сознавая, что лжет, пообещал сделать столько боевых вылетов,сколько пожелает полковник Кеткарт, если только Милоу использует все свое влияние в Риме, чтобы установить местопребывание сестренки нейтлевой девицы.
–- Ей всего двенадцать лет, она же еще ребенок, Милоу, -взволнованно объяснил Йоссариан. — Мне хочется отыскать ее, пока не поздно.
Тот встретил его просьбу милостивой улыбкой.
–- У меня как раз есть то, что тебе надо, — двенадцатилетняя девственница, совсем еще ребенок, — объявил он бодро. - Правда, на самом деле этому ребенку всего лишь тридцать четыре, но строгие родители держат свою дочь на диете с низким содержанием протеина. И вообще...
–- Милоу, речь идет о маленькой девочке, — нетерпеливо, с отчаянием в голосе перебил его Йоссариан. — Как ты не понимаешь! И главное — я хочу ей помочь. Ведь у тебя самого дочери. Она еще ребенок. Она оказалась совсем одна в этом городе, за ней некому присмотреть. Я хочу спасти ее от беды. Неужели ты не понимаешь, о чем я говорю?
Милоу все понял и был растроган до глубины души.
–- Йоссариан, я горжусь тобой, — воскликнул он прочувствованным тоном. — Серьезно, я горжусь. Ты даже не представляешь себе, до чего я рад, что тебя волнуют не только сексуальные проблемы. Ты человек принципа. Разумеется, у меня есть дочери, и я понимаю тебя, как никто в мире. Мы ее найдем. Не беспокойся. Пойдем и разыщем эту девочку, даже если для этого нам придется перевернуть весь город. Пошли.
И Йоссариан вместе с Милоу Миндербиндером в скоростной служебной машине синдиката "М. и М." отправились в управление полиции, где смуглый, неряшливый полицейский комиссар с тоненькими черными усиками и в расстегнутом мундире приветствовал Милоу с таким неприличным подобострастием, будто Милоу был неким элегантным маркизом.
–- А-а, марчезе Милоу! ( Маркиз (итал.).) — воскликнул донельзя польщенный комиссар. — Почему же вы не предупредили меня о своем приходе? Я бы устроил в вашу честь роскошный банкет. Входите, входите, марчезе. Вы у нас такой редкий гость.
Милоу понял, что нельзя терять ни минуты.
–- Привет, Луиджи, — сказал он, кивнув с такой небрежностью, что это могло показаться невежливым. — Луиджи, мне нужна ваша помощь. Это мой друг. Ему нужно найти одну девочку.