Йоссариан выслушал сообщение капеллана, и на душе у него полегчало.
— Это хорошо.
— Да, — сказал капеллан, и щеки его покраснели от застенчивой радости. — Да, это хорошо.
Йоссариан засмеялся, вспомнив свой первый разговор с капелланом.
— Интересно получается: впервые я увидел вас в госпитале. Теперь мы опять встретились в госпитале. В последнее время мы видимся главным образом в госпитале. Где вы пропадали все это время?
Капеллан пожал плечами.
— Я много молился, — признался он. — Я старался подольше оставаться в палатке, и как только сержант Уитком отлучался, я молился: мне не хотелось, чтобы он застал меня за этим занятием.
— Ну и как, помогли молитвы?
— Это отвлекало меня от мрачных мыслей, — ответил капеллан, еще раз пожав плечами. — И потом — хоть какое-то дело.
— Значит, все-таки от молитвы польза есть?
— Да, — с энтузиазмом согласился капеллан, будто подобная мысль никогда прежде не приходила ему в голову. — Да, по-моему, молитвы помогают. — Капеллан подался вперед и с неловкой заботливостью спросил: — Йоссариан, не могу ли я что-нибудь для вас сделать, ну там… что-нибудь вам принести?
— Ну, скажем, игрушки, шоколад, жевательную резинку, да? — поддел его добродушно Йоссариан.
Капеллан снова вспыхнул, застенчиво улыбнулся и почтительно проговорил:
— Может быть, книги или еще что-нибудь такое? Мне хотелось бы сделать вам приятное. Вы знаете, Йоссариан, мы ведь все очень гордимся вами.
— Гордитесь?
— Конечно, ведь вы, рискуя жизнью, грудью преградили путь нацистскому убийце.
— Какому нацистскому убийце?
— Который хотел прикончить полковника Кэткарта и подполковника Корна. А вы их спасли. Он вполне мог вас зарезать во время этой потасовки на галерее. Как чудесно, что вы уцелели!
Йоссариан насмешливо фыркнул:
— Это был не нацистский убийца.
— Как не убийца? Нам сказал подполковник Корн.
— Это была приятельница Нейтли. Она пришла по мою душу, а вовсе не за Кэткартом и Корном. С тех пор как я огорошил ее известием о гибели Нейтли, она норовит меня прикончить.
— Но позвольте, как же так? — живо запротестовал капеллан. Он растерялся и немного обиделся. — Полковник Кэткарт и подполковник Корн оба видели, как убегал убийца. Официальное сообщение гласит, что вы грудью защитили командира полка от ножа нацистского убийцы.
— Не верьте официальным сообщениям, — сухо посоветовал Йоссариан. — Это просто часть сделки.
— Какой сделки?
— Которую со мной заключили полковник Кэткарт и подполковник Корн. Они отправляют меня на родину как великого героя, а я обязуюсь расхваливать их на всех перекрестках и никогда не осуждать за то, что они сверх всякой нормы гоняют летчиков на боевые задания.
Капеллан испуганно привстал со стула:
— Но ведь это ужасно! Это постыдная, скандальная сделка, ведь верно?
— Гнусная, — ответил Йоссариан. Он лежал на спине, одеревенело уставившись в потолок. — Гнусная — это как раз то слово, на котором мы сошлись с подполковником Корном.
— Почему же вы на это пошли?
— Или так, или военно-полевой суд, капеллан.
— О!.. — с неподдельным раскаянием воскликнул капеллан и прикрыл рот тыльной стороной ладони. Он неловко опустился на стул. — В таком случае я немедленно беру свои слова обратно.
— Они бы засадили меня в камеру к уголовникам.
— Да, да, это безусловно. Да, конечно, вы должны поступать так, как считаете нужным. — Капеллан утвердительно кивнул головой, будто подводя итог их спора, и растерянно смолк.
Йоссариан невесело рассмеялся:
— Не беспокойтесь, я на эту сделку не пойду.
— Но вам придется на это пойти, — настаивал капеллан, озабоченно склонившись над Йоссарианом. — Серьезно, вам надо согласиться на их условия. Я не имел права оказывать на вас давление. Мне не нужно было ничего говорить.
— Вы на меня не давили. — Йоссариан перевернулся на бок и с наигранной серьезностью покачал головой: — Боже мой, подумать только, какой это был бы грех — спасти жизнь полковнику Кэткарту! Нет, таким преступлением я не хотел бы запятнать свое доброе имя.
Капеллан осторожно вернулся к первоначальной теме разговора:
— Но что вы намерены делать? Не хотите же вы, чтобы вас упрятали в тюрьму?
— Буду продолжать летать. А может, дезертирую, и пусть ловят. И ведь, скорее всего, поймают…
— И посадят за решетку, к чему вы, я полагаю, совсем не стремитесь.