Дэймон поднимает бровь.
— Чем занят твой школьный друг Джаред в последнее время? Думаешь, ему будет интересен бесплатный круиз?
На его лице появляется улыбка.
— Ты еще более злой, чем мы со Стейси вместе взятые.
— Да, я такой. Не связывайся с Диком.
Я чуть не подавился смехом.
— Ты самый лучший фальшивый бойфренд, о котором я мог когда-либо мечтать, а после сегодняшнего вечера станешь самым крутым спортивным агентом в городе. Я проведу разведку для тебя среди всех товарищей Томми по команде и посмотрю, не нужен ли кому-нибудь новый агент.
— Если ты продолжишь подыскивать мне клиентов, то, возможно, придется нанять тебя в качестве помощника.
Я отрицательно качаю головой.
— Плохая идея. Мы не сделаем никакой работы.
— Точно. Я люблю тебя, Мэдди.
Независимо от того, сколько раз он это повторял, я все равно не устану слушать. Что абсолютно не пугает меня, и мысль о том, чтобы быть с Дэймоном всегда, не нервирует меня. Лишь заставляет жаждать его больше, чем кого-либо прежде. Я всегда думал, что отношения означают компромисс между тем, что ты хочешь, и тем, что хочет другой человек, но я никогда не задумывался о том, что когда встречаешь единственного — он становится твоим приоритетом. Это не компромисс, потому что ты охотно сделаешь что угодно, чтобы сделать его счастливым. И я уверен, Дэймон сделает то же самое для меня.
Я вновь целую его.
— Помнишь, когда мы впервые встретились, я сказал тебе, что не чувствую принадлежность к какому бы то ни было месту?
Дэймон кивает.
— Я нашел его. То место, где должен быть. Оно рядом с тобой.
ГЛАВА 26
Дэймон
Я ставлю последнюю коробку поверх остальных и выдыхаю:
— Все. Последняя.
Мэддокс стоит посреди своей — нет, нашей — квартиры с очаровательно угрюмым лицом.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— В чем дело? О, я даже не знаю. Может в том, что у меня не осталось места в квартире? Сколько у тебя вообще барахла? — Он раскидывает руки в стороны и поворачивается вокруг себя. Конечно, повсюду навалены коробки, и едва ли можно отыскать проход к ванной или кухне, но все будет отлично, как только я разложу все по местам.
— Все, для чего у нас не хватит места, я отвезу в хранилище.
Мэддокс падает на кровать среди гор коробок. Ему только-только хватает места, чтобы втиснуть свое гибкое тело между ними.
— Нам понадобится лодка побольше.
— Цитируешь «Челюсти»? Серьезно?
Он закрывает глаза рукой.
— Детка, ты что, начинаешь психовать? — Мое сердце начинает колотиться быстрее, и сомнения, что посещали меня с тех пор, как мы собрались съехаться, вновь закрадываются в голову. Я беспокоюсь, что подталкиваю Мэддокса на что-то слишком серьезное, а он еще не готов. Я думал, что мы прошли через это, но, возможно, все стало слишком реально для него теперь, когда происходит на самом деле.
— Да.
Его слова обрушились на меня, словно каменная глыба.
— Насчет того, что я переезжаю, в этом дело?
Он поспешно садится и смотрит на меня, распахнув глаза.
— Что? Нет. Я волнуюсь о том, что здесь мало места и нам придется жить практически друг на друге. Наверное... может, нам стоит поискать что-нибудь, попросторней.
Я с облегчением растираю свою грудь, пытаясь отогнать чувство тяжести.
— Пока все в порядке. Если мы сможем продержаться и прожить здесь хотя бы год-два, откладывая то, что обычно у меня шло за аренду, у нас будет авансовый взнос на квартиру в Джерси или Бруклине.
Мэддокс возмущенно сопит.
— Ты смеешь предлагать мне переехать в Джерси? Ты и правда чудовище.
— Знаю. Я худший, — сухо говорю я. — Джерси не так уж плох. — Но вообще, я должен быть благодарен Мэддоксу за то, что он беспокоится только о проживании в Джерси, а не о том, что ипотеку придется платить пополам.
— Как ты можешь называть себя после этого жителем Нью-Йорка?
Я игнорирую его и поднимаю подол рубашки, вытирая пот, выступивший на лице от целого дня таскания коробок. Отпустив рубашку, я смотрю на Мэддокса, который высунул язык, облизывая верхнюю губу.
— И как тебе, нравится то, что видишь? — посмеиваюсь я.
— Угу. Ты обязан прийти сюда и разделить со мной эту огромную кровать... Ой, подожди-ка... — Он жестом обводит окружающий его завал.
Я стараюсь не смеяться.
— Сарказм тебе не идет, знаешь ли.
— Херня. Сарказм — великолепная штука. Можно говорить, все что угодно, и притворяться, что шутишь. Люди думают, что я весельчак, хотя на самом деле я просто мудак.
— Да, но ты мой мудак... Это прозвучало так неправильно.
Мэддокс фыркает.
— Может, это должно прозвучать в наших свадебных клятвах.