Теперь он был дома. Брайсон решил выждать. На этот раз встреча пройдет на его территории и по его правилам.
Ему не пришлось долго ждать.
Не прошло и нескольких минут, как на их улочку свернул черный правительственный «Кадиллак» с небольшим флажком Соединенных Штатов на антенне. Брайсон, наблюдая за ним из окна, понял, что вся эта демонстративность имела лишь одну цель – успокоить его. Шофер в форме обошел машину, открыл дверцу, и из автомобиля вышел невысокий жилистый мужчина. Брайсону уже доводилось видеть его – это лицо мелькало на телевизионном канале, транслирующем заседания конгресса. Кто-то из чинов разведки. Брайсон вышел на крыльцо.
– Мистер Брайсон, – произнес мужчина хрипловатым голосом, с явственным акцентом уроженца Нью-Джерси. По прикидкам Брайсона, ему было немного за пятьдесят. Копна седых волос, узкое морщинистое лицо, немодный коричневый костюм. – Вы знаете, кто я?
– Человек, которому многое следует объяснить.
Правительственный чиновник кивнул и сокрушенно развел руками.
– Мы обгадились, мистер Брайсон, – или, если вам угодно, мистер Баррет. Я несу за это полную ответственность. Потому я и явился сюда, чтобы лично принести вам свои извинения. И объяснения.
Изображение с телеэкрана совместилось в голове у Брайсона с белыми буквами подписи.
– Вы – Гарри Данне, заместитель директора ЦРУ.
Брайсон вспомнил, что пару раз смотрел, как Данне давал показания на заседании какой-то подкомиссии конгресса.
– Мне нужно поговорить с вами, – сказал Данне.
– Мне нечего вам сказать. Я бы с удовольствием отправил вас прямиком к вашему мистеру Брейеру, или как там его зовут, но я с ним незнаком.
– Я не прошу вас ни о чем говорить. Я прошу просто послушать.
– Так это были ваши головорезы, те, с которыми я разделался?
– Да, наши, – признался Данне. – Они превысили свои полномочия. И еще они вас недооценили. Они решили – и совершенно зря, – что после пяти лет в отставке вы потеряли форму. Кроме того, вы преподали им пару тактических уроков. Это им впоследствии пригодится, особенно Элриджу – после того, как с него снимут швы.
Данне рассмеялся, и в горле у него глухо заклокотало.
– Так что я честно вам скажу – вы в отличной форме.
Данне медленно поднялся на крыльцо. Брайсон стоял, прислонившись к деревянной колонне и заложив руки за спину. «Беретта» была засунута сзади за брючный ремень, так что при необходимости Ник мог мгновенно ее выхватить. По телевизору, при выступлении в воскресных ток-шоу, Данне выглядел довольно представительно; сейчас же, при личной встрече, он казался каким-то съежившимся, чуть маловатым для своей одежды.
– Я не давал никаких уроков! – запротестовал Брайсон. – Я всего-навсего защищался от двоих людей, которые неизвестно зачем явились в колледж и, похоже, были настроены очень недоброжелательно по отношению ко мне.
– Да, должен признать, что в Директорате вас отлично подготовили.
– К сожалению, я не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы все отлично понимаете. Но мы и предполагали, что вы будете скрытничать.
– Думаю, вы обознались, – спокойно отозвался Брайсон. – Вы принимаете меня за кого-то другого. Я не понимаю, о чем идет речь.
Церэушник шумно выдохнул и закашлялся.
– К несчастью, не все ваши бывшие коллеги настолько сдержанны – или, возможно, правильнее было бы сказать, настолько принципиальны, как вы. Клятвам верности свойственно ослабевать, когда речь заходит о деньгах. Я имею в виду действительно серьезные деньги. Никто из ваших коллег не продешевил.
– Теперь вы окончательно сбили меня с толку.
– Николас Лоринг Брайсон. Место рождения – Афины, Греция. Единственный ребенок генерала и миссис Джордж Винтер Брайсон, – монотонно принялся цитировать Данне. – Образование – школа Сент-Олбени в Вашингтоне, округ Колумбия, Стэнфорд и Джорджтаунский институт иностранных дел. Еще во время учебы в Стэнфорде поступил на работу в вездесущее, но незримое разведывательное агентство, именуемое Директоратом, о котором известно лишь ограниченному кругу лиц. Стал агентом-оперативником. Пятнадцать лет безукоризненной и тщательно законспирированной службы. Действовал в...
– Классная биография, – перебил его Брайсон. – Жаль, что не моя. Нам, ученым, иногда нравится мечтать о деятельной жизни, проходящей за этими монастырскими стенами, увитыми плющом, – произнес он с некоторой бравадой. Легенда Брайсона была рассчитана на то, чтобы уклоняться от подозрений, а не противостоять им.
– Ни у вас, ни у меня нет лишнего времени, – сказал Данне. – Надеюсь, вы по крайней мере поняли, что мы не собирались причинять вам никакого вреда.
– Ничего такого я не понял. У ваших ребят из ЦРУ, судя по тому, что я читал, богатая коллекция способов причинения вреда. Пуля в голову, например. Или двенадцатичасовая обработка скополамином. Может, поговорим о несчастном Носенко, имевшем неосторожность перейти на нашу сторону? Ваши господа приняли его с распростертыми объятиями, не так ли? Двадцать восемь месяцев в склепе с мягкими стенами. Вы готовы были пойти на все, лишь бы сломать его.
– Вы ведете речь о незапамятных временах, Брайсон. Но я понимаю и принимаю вашу подозрительность. Что я должен сделать, чтобы развеять ее?
– Что может быть подозрительнее, чем необходимость развеивать подозрительность?
– Если бы я действительно хотел уничтожить вас, мы бы с вами сейчас не разговаривали, – возразил Данне, – и вы сами это знаете.
– Это может оказаться не так легко, как вам кажется, – лениво отозвался Брайсон. Он холодно улыбнулся, давая церэушнику время оценить завуалированную угрозу. Ник решил прекратить притворяться: похоже, в этом не было особого смысла.
– Мы знаем, что вы способны натворить голыми руками. Я не нуждаюсь в наглядной демонстрации. Все, что мне от вас нужно, – это чтобы вы меня выслушали.