Это глубокое, добросовестное погружение в Св. Писание, предпринятое Цвингли без всяких предвзятых идей, с полным отвращением ко всем приемам схоластической теологии, окончательно выяснило ему всю несостоятельность римского учения, всю бессмысленность и вредность того чисто внешнего культа, который заменил всякое искреннее проявление религиозного чувства. Обстановка, среди которой завершался в нем этот процесс религиозного просветления, еще сильнее должна была укрепить его в его выводах.
Монастырь св. Марии – Эйнзидельн – со своим чудотворным образом Божией Матери в келье св. Мейнрада был центром самого грубого суеверия. К этому чудотворному образу и к многочисленным, хранившимся в монастыре мощам святых ежегодно стекались толпы пилигримов из разных концов Швейцарии и даже Германии. Папа даровал монастырю право отпущения для всякого посетившего его, и над воротами красовалась соблазнительная надпись: “Здесь получается полное отпущение грехов”. Но особенно велик был наплыв богомольцев в день главного монастырского праздника, так называемого “освящения ангелов”. Монастырь и жил, и обогащался за счет их добровольных приношений, а пилигримы, купив себе отпущение грехов, возвращались к своему прежнему образу жизни со спокойным сознанием, что всякий новый грех легко будет смыт подобным же путем.
На человека, все сильнее проникавшегося истинным евангельским учением, эти картины развращающего суеверия не могли не производить самого отталкивающего впечатления. Цвингли не мог равнодушно сносить это зло. Проповедник, приглашенный для того, чтобы силою своего ораторского таланта содействовать материальному процветанию монастыря, получавший свое жалование из приношении богомольцев, он выступил с горячей проповедью против этих самых пилигримств, против этих актов внешнего благочестия, не сопровождавшихся истинным покаянием и нравственным обновлением. Вместо того, чтобы, по примеру других проповедников, выхвалять перед своими слушателями чудотворную силу образа Богоматери, действительность отпущения, даруемого монастырем, он говорил им, что Христос – единственный посредник между Богом и людьми, что одна только вера может доставить им искупление.
“Перестаньте же верить, – говорил он толпившимся вокруг него богомольцам, – что Бог присутствует в этом храме предпочтительнее, чем в другом месте. В каком бы уголке земли вы ни жили, Бог всегда находился вблизи вас; он окружает вас, он слушает вас, если вата молитва заслуживает быть услышанной. Ни бесплодные обеты, ни далекие пилигримства, ни дары, предназначенные для украшения мертвых изображений, не привлекут на вас благодати Божией. Сопротивляйтесь искушению, побеждайте свои греховные желания, избегайте несправедливости, поддерживайте несчастных и утешайте удрученных – только такими делами вы будете угодны Богу...”
“Эти избранники Божий, к стопам которых вы прибегаете, разве через чужие заслуги вошли они в царство славы? Нет, лишь постоянным исполнением закона Божия, покорностью воле Всевышнего, преданностью воле Искупителя, доходившею до презрения смерти. Святость их жизни да будет примером для вас, идите по их стопам; ни опасности, ни соблазны да не совращают вас с пути; таким только путем вы достойно почтите их. В дни же скорби возлагайте упование на единого Бога, сотворившего небо и землю. В смертный час призывайте только Иисуса Христа, искупившего вас своею кровью – единого посредника между Богом и людьми!..”
Как странно, как необычайно звучали в таком месте подобные речи! Пилигримы слушали и качали головами; некоторые усомнились в правоверности проповедника, но многие уходили глубоко потрясенными. Число богомольцев стало уменьшаться, иные даже брали назад свои приношения. Случалось, что пилигримы, направлявшиеся в монастырь, встретившись с шедшими обратно, под впечатлением их рассказов возвращались назад с полдороги. Со всех сторон взоры свободомыслящих людей с надеждой и восторгом стали обращаться на красноречивого и мужественного проповедника.
Наконец и Рим обратил на него внимание. Папский легат Пуччи получил поручение привязать его всевозможными средствами к интересам папского престола. В письме, написанном в самом льстивом тоне, он от имени папы благодарил Цвингли за его полезную деятельность, превозносил его таланты и преподнося, пока, для начала, звание капеллана-аколита, показывал ему в перспективе быструю и блестящую карьеру.
Приманка, однако, не подействовала. Не выступая открыто против господствующей системы, Цвингли продолжал по-прежнему проповедовать Слово Божие в справедливом убеждении, что при этом свете все ложное обнаружится само собой. Под его влиянием Герольдсек также решился на некоторые нововведения. Надпись над монастырскими воротами была уничтожена, а монахиням в соседнем монастыре рекомендовано чтение Евангелия, которое Цвингли вместе с другим проповедником стал объяснять им. В это же время Цвингли впервые пришлось поднять голос против торговли индульгенциями, потому что в окрестностях показался “швейцарский Тецель” – монах Бернард Самсон.
Таким образом, Цвингли постепенно выходит на новую дорогу; в его проповедях все яснее проглядывают результаты его подготовительных занятий. Правда, он и теперь еще не чувствует себя призванным к самостоятельной реформе. Он желает только очистить церковь от ее грубых заблуждений и злоупотреблений, добиться разрешения свободной повсеместной проповеди Евангелия и надеется, что в этом ему поможет сама церковь. Он сам в 1525 году в письме к другу рассказывает, что, “находясь в Эйнзидельне, много раз без огласки делал представления кардиналам, епископам и прелатам о том, что пора начать отмену злоупотреблений, а иначе они падут сами, но с великим возмущением мира!” Кардиналу Шиннеру он не раз говорил, что папство не имеет никакого основания в Св. Писании, но полагался на его обещание, что он убедит папу согласиться на необходимые реформы. Все эти обещания остались неисполненными, и он может поэтому по чистой совести сказать: “Я никогда ничего не предпринимал из-за угла и воровски, но везде заблаговременно предупреждал и каждому давал ответ”.
Но и сами эти попытки добиться реформы легальным путем служат красноречивым доказательством того, что подготовительный период уже был закончен, что Цвингли уже в Эйнзидельне имел вполне ясное представление о том, что необходимо для спасения отечества. Ему оставалось только попасть в такой пункт, с которого его слово должно было звучать наиболее явственно и авторитетно. Таким пунктом был Цюрих.
Глава III. Цвингли в Цюрихе и начало Реформации
Цюрих до Реформации. – Избрание Цвингли в проповедники. – Первые проповеди. – Успех Цвингли. – “Швейцарский Тецель” и борьба против индульгенций. – Болезнь Цвингли. – Начало оппозиции. – Цвингли проповедует против иностранных союзов. – Снисходительность Рима и ее причины. – Повлиял ли Лютер на Цвингли? – Ответ последнего. – Вопрос о первенстве реформаторов по времени. – Параллель между Лютером и Цвингли. – Разница в условиях воспитания и развития. – Консерватизм Лютера. – Постепенность в развитии и деятельности Цвингли
Мишурное величие, окружавшее Швейцарию с тех пор, как ее участие в том или другом предприятии европейской политики сделалось необходимым условием успеха, проявлялось в своих последствиях с наибольшею резкостью в Цюрихе. Этот богатый могущественный город, служивший центром политических интересов Швейцарии, благодаря обычным в нем заседаниям союзных сеймов был предметом особенного ухаживания со стороны иностранных государей. Неудивительно поэтому, что и развращающее действие практиковавшейся ими системы подкупов и задариваний сказывалось здесь еще сильнее, чем в других местах Швейцарии. Богатые пенсии, жалованье и добыча, принесенная из удачных походов, развили в населении Цюриха страсть к роскоши и наслаждениям, сопровождавшуюся страшным упадком нравственности. Сам Цвингли впоследствии рассказывал, как, приехав однажды в Цюрих, увидел здесь такую постыдную жизнь, что мысленно молил Бога не приводить его сделаться священником в этом городе.