– Когда мы ушли с равнин, о нас поначалу почти забыли. Таинственность, обособленность и обладание несметными сокровищами постепенно сделали существование драконов сказкой, преданием, а самих драконов – злобными тварями, поедающими плоть, глумящихся над теми, кто попал им в лапы – мы стали теми, кем пугают детей по ночам.
Наш образ постепенно искажали, понемногу лишали его всех хороших черт, взамен щедро награждая чертами неприятными, угрожающими. Если бы мы говорили о людях, я бы сказал, что нас "расчеловечивали", отбирая всё то хорошее, что ассоциируется со словом "человечность", делали из нас диких, безжалостных, кровожадных чудовищ. А так как мы не люди, нас, считай, раздраконивали…
Вот скажи, похож я на чудовище? – вдруг обернувшись прямо на ходу, обратился к Ульрику дракон.
– Не знаю, – честно признался Ульрик, – я ещё не понял. Пока вы молчали, были очень похожи, а как начали разговаривать – вроде и ничего.
– Ну и на том спасибо… Так вот, со временем, одолеть дракона и забрать его богатства – стало считаться не убийством и грабежом, коими это по сути и является, а просто таки героическим деянием, подвигом. Об убийцах драконов слагались саги, пелись песни… Желающих прославиться и разбогатеть развелось значительно больше, чем, собственно, драконов. Во много раз больше. Коротко живущие плодятся быстро и не ценят жизни – их слишком много, они даже не знают друг друга по именам.
– А вы что же, знаете всех драконов по именам?
– Естественно, – дракон нахмурился, чешуйчатые брови грозно встопорщились, – нас мало. Сейчас даже твоей коротенькой памяти хватило бы, чтобы запомнить всех. Ты намерен слушать или так и будешь меня всё время перебивать?
Ульрик уверил дракона, что он слушает очень внимательно и больше перебивать не будет. Хотя, честно говоря, перебивать очень хотелось. Узкий чешуйчатый гребень, на котором восседал Ульрик, при каждом драконьем шаге немилосердно колол Ульрику зад, – а попытавшись поёрзать и устроиться поудобнее, он только вогнал пару особенно острых и тонких чешуек глубоко под кожу, попросить же Катуш остановиться – стеснялся. Поэтому он тихо надеялся, что для очередного объяснения дракон всё-таки решит остановиться, а Ульрик сможет наконец слезть с драконьей спины.
– Как-то так получилось, что мы не сумели вовремя осознать масштаб развернувшейся против нас военной кампании, не смогли вовремя объединиться и дать отпор, – продолжил дракон, – образовать своё государство где-нибудь высоко в горах в конце концов. Нашей проблемой оказалось то, о чём мы всегда думали как о своём преимуществе – нам нравилось владеть, но не править. Нам нравилось быть свободными и ни от кого не зависеть. Хотя со всеми нашими возможностями мы с легкостью могли возглавить все равнинные государства, защитить себя. Мы могли владеть миром. А в результате мы – всего лишь несколько жалких одиночек, рассеянных по горным пещерам и чахнущих над своими сокровищами, боясь выйти на свет.
То, что мы живём очень долго, сыграло с нами злую шутку. Вы, люди, и такие, как вы – те, чей век действительно всего лишь век, и это в самом лучшем случае, вы переиграли нас. Потому что вы ничего не знаете, ничего не помните, для вас всегда всё новое, неизвестное, непонятное.
Вы не просто ходите по граблям – вы танцуете танго с завязанными глазами в тёмной комнате, выложенной граблями от стены до стены. И для вас все эти грабли – разные, а не одни и те же. Получить по лбу синими, а потом получить по тому же лбу красными – это совершенно разные вещи. Принципиально разные. Потому что вы не в состоянии учиться, делать выводы, запоминать, чтобы потом узнавать когда-то виденное.
Каждое ваше следующее поколение уже с детства отдано в секцию танцев, а родители и прародители заботливо выкладывают для него граблями бальную залу. Вы не успеваете ни к чему привыкнуть, ни во что врасти – и поэтому всё время меняетесь, приспосабливаетесь на ходу, изобретаете заново банальные вещи, получаете одни и те же кризисы и катастрофы, чтобы потом доблестно выдумывать выход из них. Каждый раз новый. Но точно такой же, как и старый. И те, которые были до него… – Ульрик не очень понял как в одном рассказе оказались люди, грабли и танцы, но решил на всякий случай помалкивать, чтобы не расстраивать и так уже изрядно расстроенного собственными воспоминаниями дракона.