Через несколько минут тряска прекратилась. Освальд, Катуш и его ценный груз благополучно приземлились. Выбравшийся из мешка абсолютно зелёный Ульрик, еле держась на подкашивающихся ногах, взял курс на ближайшие кусты. Ему было плохо.
Когда он, наконец, смог вернуться к драконам и поинтересоваться, что же всё-таки произошло, выяснилось, что никакой атаки не было. Всё оказалось гораздо прозаичнее – старые друзья, оказавшись в воздухе, решили устроить небольшие соревнования. Посмотреть, кто из них молодец, а кто старая калоша, как выразился Освальд.
– А про тебя мы, если честно, не подумали, – признался с виноватым видом, Катуш. Хотя в глазах у него плясали весёлые черти. – Я же знал, что ты из мешка не выпадешь… Кто же мог представить, что ты не летун.
– Засунул бы я тебя в мешок и посмотрел бы, какой ты летун, – буркнул Ульрик себе под нос.
– А как же уважительное «вы»? – подначил Освальд.
– А обойдётесь! – огрызнулся Ульрик и направился к тропинке, которая серпантином сбегала с горы вниз, к маленькому озеру у подножия.
Спускаться до самого низа не пришлось, где-то на середине пути в горе обнаружилась небольшая пещера, которую ещё с воздуха заметил глазастый Освальд.
Вход в пещеру находился шагах в пятидесяти от тропы, от глаз любопытных путников его полностью скрывали лапы огромной шатровой ели и несколько гигантских валунов, видимо, оставшихся лежать здесь после оползня. В пещеру можно было попасть только с воздуха. Или попытавшись перелезть через завал.
От предложения Катуш быстренько перенести Ульрика через камни, Ульрик гордо отказался, и, царапая только начавшие заживать коленки, попытался взобраться на злосчастную преграду. Сзади раздался шёпот, тихий смех, а потом что-то вздёрнуло Ульрика в воздух за шкирку, как нашкодившего котёнка, и уронило на землю уже с другой стороны завала.
Ульрик уже набрал воздуха в лёгкие, готовясь высказать драконам всё, что он о них думает, когда из глубин пещеры донёсся какой-то звук, похожий на плач. И следом тихое шиканье.
Ульрик обернулся к своим спутникам в поисках поддержки, но они уже стояли рядом.
– Извините, пожалуйста, – обратился Ульрик к тёмному зеву пещеры, – вы не подскажете, Эдда здесь проживает? – и сам удивился, откуда ему в голову пришла такая странная фраза. Но кричать в темноту «нет, вы не подумайте, я не дурачок» было уже поздно.
Из темноты тихими скользящими шагами вышла самая красивая женщина из всех, кого Ульрик видел за свою недолгую жизнь. Тоненькая, невысокая, с молочно-белой кожей, чёрными как смоль прямыми волосами и фиалковыми глазами, она была похожа на фигурку, выточенную из слоновой кости.
Длинное одеяние ниспадало мягкими складками до самых пят, оставляя открытыми хрупкие руки с длинными изящными пальцами. На ней не было дорогих украшений, не было никаких признаков принадлежности к высшему сословию, но всё равно Ульрик не мог отделаться от ощущения, что перед ним стоит королева. Или богиня.
– Эдда, – уважительно склонили головы Катуш и Освальд.
– Мальчики, – сказала Эдда, обращаясь сразу ко всем, – что привело вас сюда?
Катуш тихонько подтолкнул Ульрика сзади, и тот, чтобы не упасть, непроизвольно сделал два шага вперёд, оказавшись прямо напротив Эдды.
– Мы пришли просить о помощи. Нет, предложить помощь, – Ульрик оробел и растерялся. Женщина тихо и совсем необидно рассмеялась:
– Так всё-таки, попросить или предложить?
– И то, и другое, наверное. Мы пришли просить вас простить вашего мужа…
– А почему он сам не явился? – склонив голову вбок и прищурившись, спросила Эдда.
– Он боится, – сказал Ульрик, драконы позади него недовольно заворчали, – и ему стыдно. Но он вас очень любит, правда. Он там без вас уже с ума сошёл… почти…
– Узнаю Акаи, – насмешливо протянула Эдда. – С ума сходить он умеет профессионально.
– Так вы вернётесь?
– Я подумаю…
– А вы не могли бы быстро подумать? Мама как-то говорила, что женщины всегда абсолютно точно знают, чего им надо, а «подумаю» говорят, если просто почему-то не хотят озвучивать ответ…
– Твоя мама всё правильно говорила. Но я не хочу сейчас возвращаться, мне тут хорошо, спокойно. Я впервые в жизни живу так, как нравится мне. Я вообще впервые за пятьсот лет поняла, что то, что мне, лично мне что-то нужно – это нормально, что мои желания тоже важны, ценны и имеют значение. Мы с Акаи всегда жили вместе, всё делали вместе, все решения, казалось бы, принимали вместе, но на деле их принимал один Акаи, а я поддерживала. Мы вдвоём жили одну жизнь – его. Когда я ушла, первые дни мне казалось, что я не понимаю вообще ничего – что я люблю есть, что пить, какие песни петь. Всё это, решительно всё, было не моим. А здесь я наконец нашла себя, услышала голос своего сердца.