— Я бы с удовольствием, но нам некуда будет возвращаться, если мы не исполним поручение фон Мессингхофа. Надо закончить с монастырем, а для этого нужен Кодреску. — Ульрика занялась правым наплечником. — Но как только дело будет сделано, жди моего сигнала. Я хочу ударить, пока он празднует.
Шталекер мрачно кивнул:
— Да, капитан. Мы будем наготове.
На другой стороне площади Кодреску отступил от сеньоры Целии и жестом велел отойти остальным. Она вошла в Брухбен сразу, как только генерал объявил город безопасным, и теперь шагала к центру площади. Ульрика видела, что заклейменная девочка следит из своей клетки за сеньорой Целией, не отрывая глаз. А некромантка остановилась у дерева и обратила лицо к Моррслиб, полновластной правительницей ночного неба висевшей у западного горизонта.
Шталекер, поежившись, отвернулся, когда Целия извлекла из складок мантии нечто похожее на мумифицированную руку со сжатым кулаком и начала монотонно напевать над ней, точно баюкая младенца. Ульрика же не могла отвести взгляд.
Под пение Целии мертвые пальцы медленно разжались — и зашевелились, они сгибались и разгибались, словно пробуждаясь, и осыпали землю сухими хлопьями древней кожи. Целия погладила конечность, и песня, по-прежнему мягкая, сделалась настойчивее, как будто подталкивая руку к действию. Пальцы снова скрючились — все, кроме одного, словно обвиняющего.
Не умолкая, Целия воздела конечность к небесам, направив указующий перст на луну Хаоса, потом начертила в воздухе круг, как бы охватывая город, и наконец, осторожно помахивая сушеной рукой, обратила палец к земле у своих ног. Там, куда указывал этот палец, трава чернела и жухла, и Ульрика увидела, что на земле проявляется узор.
С каждой законченной линией нарастало давление, как перед надвигающейся грозой, а ночь делалась чернее, будто к небесам одну за другой прикладывали темные линзы. Движения Целии замедлились, руки ее подрагивали, словно она чертила мертвым указательным пальцем не в воздухе, а в густой грязи. Люди Шталекера попятились, выпучив глаза, а Ульрика почувствовала, как тошнота жирным червем взбирается по ее горлу.
Ощущения, возникающие, когда рядом колдуют, ей вообще не нравились, а такое мощное — и такое омерзительное — заклятье она вообще никогда прежде не видела. Целия черпала энергию из глубин темных ветров, с каждым новым «мазком» открывая двери в места за пределами реальности. Зазвучали летящие из ниоткуда человеческие крики, и полупрозрачные существа затрепетали у ее плеч.
Все еще не в силах отвести глаз, Ульрика увидела, что линии почерневшей травы образуют мистический символ, заключенный в радужке стилизованного глаза Нехекхары, и Целия стоит в самом его центре. Наконец, дрожа как парализованная жертва, некромантка замкнула круг, и тут же громовым раскатом по городу прокатился треск, беззвучный, но ощутимый. Ульрика пошатнулась, точно сама земля сдвинулась под ее ногами. Шталекера и его людей тоже качнуло. Некоторые упали на колени, других рвало.
Сержант прижал руку к нагруднику, судорожно втягивая воздух, но Ульрика после первого шока почувствовала воодушевление. Какую бы энергию ни собирала Целия, она подпитывала Ульрику, придавала ей сил — но не здоровых жизненных сил, а скорее, нервной ярости. Хотелось выть и убивать, и Ульрика с трудом сдерживалась, чтобы не выпустить когти и клыки. Запах кровоточащих ран Шталекера душил, внушая невыносимый голод.
В центре нарисованного глаза Целия подняла над головой мумифицированную руку и начала новую песню, более воинственную и ритмичную, чем прежняя, вытягивающую из черных линий чертежа прозрачные стены черной энергии. Неровная колонна тьмы поднималась вокруг нее, и когда колонна эта стала выше раскидистого дуба, женщина толкнула ее ладонями, заставив расти вширь, проходя сквозь дерево и другие твердые предметы, словно тех и не было вовсе.
Ласка бесплотной тьмы вызвала очередной прилив ядовитой жизненной силы, встряхнувший Ульрику и покрывший мурашками ее кожу. Она утробно зарычала. На Шталекера и его людей магия действовала совсем иначе — они дрожали и стонали от боли, но это были лишь побочные эффекты. Истинное назначение стен открылось, когда они наползли на разбросанные по всей площади тела мертвецов.
От прикосновения темной энергии трупы начали дергаться и корчиться, сперва слабо, точно спящие, настигнутые кошмаром, затем судороги стали сильнее и резче. Головы мотались из стороны в сторону, руки и ноги молотили по земле, точно в припадке. Жена каменотеса с вывалившимися из вспоротого живота кишками перевернулась на спину и начала бить себя по лицу кулаками. Мертвый старик, ползая кругами, грыз грязные камни.