— Идем. — Фон Мессингхоф двинулся к своему коню. — Я хочу увидеть замок спереди.
Ульрика и остальные следом за графом описали широкий круг по мокрому лесу и выехали к месту, где плато резко ныряло в лощину, на дальнем конце которой находилась скрытая дождем и деревьями деревня Амбосштейн.
Дорога, тянувшаяся от нее, змеилась по лесу до подножия холма и зигзагами уходила к замку. Изгибы эти были необходимы из-за крутизны склона от замка до лощины: по такому усыпанному валунами обрыву ни одна телега не пройдет по прямой.
— Трудный подход, — пробормотал Лассариан. — Любое войско, которое попытается штурмовать замок с фронта, трижды подставит фланги под пушечный огонь, прежде чем доберется до вершины.
— А главные ворота они расположили сбоку, — добавила Ульрика, — чтобы сделать атакующих, огибающих здание, еще более уязвимыми.
— Поэтому с фронта мы атаковать не будем, — заключил фон Мессингхоф. — На самом деле мы даже не станем пытаться штурмовать замок, если только дела не пойдут совсем уж наперекосяк.
— Но как мы убьем Карла-Франца, не входя в замок? — спросил Рукке.
Фон Мессингхоф прекратил разглядывать лес у подножия склона.
— Он сам выйдет к нам. — Он развернул коня. — Я увидел достаточно. Возвращаемся.
Вернувшись в лагерь, фон Мессингхоф собрал офицеров в своей палатке. Эмманус молча наблюдал, Блютегель в сторонке полировал доспехи хозяина.
— Замок здесь, — сказал граф громко, чтобы перекрыть шум барабанившего по брезенту дождя, и принялся чертить на обратной стороне карты угольком. — Войска императора — тут и тут, стоят лагерем по обе стороны от него, вдоль края крутого холма. Они думают, что это защитит их от атаки снизу, но, если мы ударим из леса за замком, вот здесь, мы сбросим их с откоса.
Лассариан нахмурился.
— Рейксгвардия сильна, господин. Даже застигнутые врасплох, они дадут серьезный отпор. Рассвет может наступить прежде, чем мы разобьем их, а они станут сражаться до последнего — и не подпустят нас к императору.
— Именно на это я и рассчитываю. — Граф небрежно махнул рукой на нарисованные им квадратики, изображавшие имперские войска. — На самом деле меня мало волнует, одолеем мы их или нет. Я, конечно, обрадуюсь, если мы победим, но куда важнее сейчас демонстрация силы. Замок должен поверить, что мы пришли за императором и что нас не остановить. Чтобы укрепить эту убежденность, все имеющиеся в нашем распоряжении летучие существа и духи нападут на замок сверху одновременно с нашей атакой. Мы должны ошеломить противника, подавить крыльями и ужасом.
Он нарисовал на карте зигзаг дороги и лес у подножия склона.
— Перед лицом такого нападения рейксгвардия не позволит Карлу-Францу оставаться внутри. Они выведут его из замка под усиленной охраной и поведут на юг. — Резкими штрихами он начертил поверх леса косой крест. — Прямо в нашу засаду.
— Господин, — тревожно спросила Отилия, — а если он не побежит?
— Тогда нам все-таки придется взять замок. Так или иначе, сегодня ночью Карл-Франц умрет. — Он вновь указал на карту. — Лассариан, вы примете командование основными силами в лесах за замком. Организуйте все как считаете нужным. Рукке, Отилия, сеньора Целия и боярыня Ульрика подчиняются вам. Я возглавлю засаду в лощине, взяв Кровавых Рыцарей и волков, и, когда Карл-Франц умрет, затрубит рог. По этому сигналу вы можете отступить. — Он повернулся к дворецкому: — Блютегель, распорядитесь, чтобы лодки передвинулись ниже по течению, туда, где дорога подходит к реке.
Старик кивнул:
— Да, господин.
Фон Мессингхоф вновь указал на карту и обвел собравшихся взглядом.
— Что бы ни случилось, возвращайтесь сюда. Лодки перевезут нас обратно через реку. Понятно?
Все согласно забормотали, и фон Мессингхоф отсалютовал им.
— Хорошо, тогда готовьте войска и незаметно выводите их на позиции. — Он улыбнулся, показав зубы. — Судьбоносный час близок, друзья. Со смертью императора мы положим конец человеческой гегемонии, и это станет началом Сильванской Империи.
Пока отряды готовились к выступлению, те, кому приказали атаковать замок, не переставали ворчать. Лассариан жаловался на дождь и на то, что его не допустили к убийству. Отилия дулась, сердясь, что фон Мессингхоф не позвал ее с собой, а Рукке злился, что ему опять придется вести упырей, а не более престижные войска.
— Как будто я сам упырь, а не его кровный сын, — рычал он.