Ульрика подбежала к ближайшей лишившейся всадника лошади и взмыла в седло.
— Плевать на рыцарей! Налево — кругом!
Едва она поставила лошадь в шеренгу рядом со Шталекером, из-за деревьев вырвались ламии, и Лашмия бросила заклинание. Черное облако сорвалось с ее вытянутой руки и, кружась, полетело к копейщикам.
Сперва Ульрике показалось, что это дым, но, когда туча приблизилась, она увидела, что это мухи. Тысячи мух. Они неслись перед ламиями на пахнущем склепом ветру, обволакивая копейщиков жужжащей, копошащейся массой. Люди Остермарка начали кричать и задыхаться — мухи залетали им в глаза и рты, залезали под доспехи, щекоча и кусая.
Ульрика дернулась и выругалась: ее лицо, тело, руки уже зудели от острых, болезненных уколов. Почему она не умеет творить магию? Почему не может отразить чужое колдовство?
— Ты умрешь за это, ведьма! — крикнула она и устремилась к ламии, вскинув над головой рапиру. — За Сильванию! За фон Мессингхофа!
Гусары попытались откликнуться на призыв и последовать за ней, но атака сразу захлебнулась: мухи ослепили людей, и, когда две силы сошлись, они могли разве что защищаться, да и то с трудом.
Ульрика набросилась на облаченных в толстую броню дев-воительниц эмиссара. Мухи гудели вокруг нее, но она знала, что ей надо пробиться к Лашмии и разорвать ее чары. У ламии и так слишком много преимуществ. Кавалеров-обожателей у нее больше, чем гусар у Ульрики, и еще дюжина вампиров, а Ульрика — одна. Но когда одна из великанш-северянок пала от ее клинка, Ульрика увидела, что ламийское войско потрепано почти так же, как и ее собственное. Сама Лашмия отчаянно пыталась удержать заклинание, а ее служанки и воины были изрублены, изрезаны в клочья — доспехи иссечены и помяты, тела измазаны запекающейся кровью. Некоторые едва держались в седлах. Другие определенно балансировали на грани паники.
Гусары Ульрики, несмотря на усталость, на раны и досаждавших им мух, были солдатами до мозга костей. Им и раньше случалось проигрывать, они знали, что такое поражение, и оно не пугало их. Они сражались с мрачной целеустремленностью гномов, прокапывающих себе путь из заваленной шахты. Когда Ульрика, заколов еще одну воительницу, оказалась лицом к лицу с Лашмией, копейщики, держа строй, рубили кавалеров-обожателей — как будто работали в забое, медленно и упорно уничтожая противника.
— Вам следовало привести армию, — ухмыльнулась Ульрика, метя в надменные глаза ламии, — а не стадо фехтовальщиков.
— Пусть мы умрем, неважно, — ответила Лашмия, парируя удар изукрашенным драгоценными каменьями ятаганом. — Мы помешали вашей безумной цели. Карл-Франц бежал. Ваша война окончилась, не начавшись.
Ульрика зарычала, не зная лучшего ответа. Да, и она, и ее люди могли еще выжить, но Лашмии действительно удалось предотвратить убийство императора. А если он не мертв, осмелятся ли сильванские хозяева графа разбудить Маннфреда фон Карштайна и начать вторжение?
Она направила рапиру в шею противницы, но ударить не успела — шипящее копье черной энергии вонзилось Лашмии в спину, заставив судорожно задергаться в седле; ее темная кожа ссыхалась, покрываясь морщинами.
Мушиный рой мигом рассыпался, завалив землю ковром мелких черных трупиков. Ульрика огляделась, ища, откуда вылетело это иссушающее копье, — и нашла. Из леса выходили фон Мессингхоф и потрепанные остатки Кровавых Рыцарей — меньше половины приведенного им к Амбосштейну отряда, — а идущий рядом с графом легат Эмманус, разминавший в ладонях шар потрескивающей энергии, готовился метнуть новую черную молнию.
— Сильвания! — выкрикнул фон Мессингхоф. — Сильвания превозмогает!
Под этот клич он и Кровавые Рыцари обрушились на задние ряды деморализованного ламийского войска, и резня началась всерьез. Окруженные, покалеченные, упавшие духом кавалеры-обожатели сами бросались на мечи сильванцев. Ульрика повернулась к Лашмии, чтобы прикончить ее, но той уже не было. Эмиссар исчезла быстро рассеивающимся облаком пепла, пахнувшим пылью и корицей. Ульрика и Шталекер незамедлительно расправились с оставшимися служанками-воительницами, довершив бойню. Однако удовлетворения Ульрика не почувствовала. Это не победа. Сильвания проиграла. Неважно, что поле боя покинут только они. Их дело мертво. Убито Лашмией и ламиями.