Когда вращение прекратилось, она огляделась. Комната пустовала — ну, кроме дыбы и еще нескольких пыточных инструментов. Одежды Ульрики поблизости не наблюдалось. Оружия тоже. Ладно, неважно. У нее есть кинжал Шенка, а другое оружие можно добыть и по ходу дела. Она с трудом, стараясь не наступать на подгибающуюся левую ногу, гремя волочившимися следом цепями, дотащилась до открытой двери и выглянула в коридор. С обеих сторон он изгибался, ныряя за темные углы, но Карл-Франц, Шварцхельм и охотники на ведьм, выходя, сворачивали направо — так что и Ульрика поступила так же.
Сквозь каменную толщу доносились приглушенные звуки борьбы и смерти. Люди выкрикивали приказы и визжали от ужаса. Ревели звери. Гремели пушки, звенела сталь, содрогалась башня. А потом хромающая Ульрика услышала — гораздо ближе — тихие шаги и шепот, а потом уловила пульсацию десятка сердец.
Она замерла. Люди находились совсем рядом, за углом. Она видела свет их фонаря и тени, падавшие на стену напротив. Можно прыгнуть на них, разбить лампу, кусать и пить, пока они барахтаются в темноте. Кровь придаст ей сил, чтобы драться с остальными.
Шаги тоже остановились, и Ульрика услышала, как задребезжало сотрясаемое железо.
— Заперто, — раздался мужской голос. — Проклятье. Пойди посмотри, нет ли у кого из тех трупов ключей.
Ульрика охнула от облегчения и завернула за угол.
— Сержант! Это я!
За дверью — решеткой из железных прутьев — стояли Шталекер и его люди, окровавленные и помятые. Они побывали в сражении.
— Капитан! — гаркнул Шталекер. — Вы живы!
— Нет. — Ульрика вцепилась в решетку, чтобы не упасть. — Но я хожу. Я…
Впрочем, едва она это сказала, ноги отказали, и она рухнула на разбитые колени. Боль от многочисленных ран оказалась слишком сильна. Ульрика скорчилась раздавленным пауком и завыла.
— Рога Таала! — выругался Шталекер, бухаясь на колени с другой стороны решетки. — Что эти сжигатели ведьм с вами сотворили? — Он оглянулся на своих. — Найдите же этот треклятый ключ!
— Мы обыскали тела, как только пришли, сержант, — откликнулся один из бойцов. — Ключей не было.
Шталекер опять выругался и тряхнул дверь — с прутьями дюймовой толщины и замком, скрытым за тяжелыми стальными пластинами.
— Можете открыть, капитан? — спросил он Ульрику.
— Могу попытаться.
Но едва она подтянулась, цепляясь за прутья, как поняла, что это невозможно. Слишком много ран. Слишком велика боль. Слишком слабой ее сделали серебряные оковы. Но она все равно дернула изо всей мочи. Дыра между ребер разошлась, зашипела, коснувшись серебряных наручников, выступившая из ссадин кровь. А решетка не сдвинулась ни на дюйм.
Ульрика согнулась пополам, борясь с головокружением.
— Я… не думаю…
Шталекер засучил рукав кожаной куртки и просунул руку сквозь прутья. Ульрика подняла на него глаза. Сержант смотрел мрачно и решительно.
— Пейте.
Она ответила долгим взглядом, потом покачала головой.
— Нет, сержант. Не из вас.
— А чего еще делать-то?
— Нет. Это условие Мэгс. Я поклялась.
Он не убрал руки.
— Я не брошу вас тут, капитан.
— Ну, придумайте что-нибудь. Пойдите найдите какого-нибудь охотника на ведьм. Я выпью его.
— Нет времени. — Где-то рявкнула пушка, Шталекер задрал голову, потом вновь посмотрел на Ульрику. — Там, наверху, все идет не совсем так, как рассчитывал фон Мессингхоф. Шварцхельм привел с собой пятьдесят человек, да император сорок, плюс еще магистры. Охотников на ведьм почти столько же, и они послали световой сигнал в сторону военно-морских доков. Скоро сюда прибудут боевые корабли — и еще много людей.
Ульрика все же не коснулась его руки. Она не могла сделать Шталекера покорным слугой. Не хотела, чтобы он лебезил перед ней. Он любит Мэгс. И она не собиралась убивать это чувство.
— Вы наш лидер, капитан, — сказал Шталекер. — Не граф. Мы пришли сюда не для того, чтобы помочь ему убить Карла-Франца. Мы пришли за вами. Ну, пейте!
Ульрика закрыла глаза, пряча боль. Будь он проклят! Думает, она сумеет устоять, когда так отчаянно нуждается в свежей крови? Когда та пульсирует в дюйме от рта? Издав нечто среднее между всхлипом и рыком, она схватила его запястье, прижалась к нему губами, прокусила кожу и начала жадно сосать.
Бойцы закричали, но Шталекер отмахнулся.
— Ничего, ерунда. — Он поморщился. — Пускай.