— Убирайтесь, придурки! — визжала Отилия, уворачиваясь и пришпоривая грифона. — Вам платит не она! Вы подчиняетесь фон Мессингхофу!
Немертвая бестия вновь расправила крылья, разбросав людей, и подпрыгнула, чтобы подняться в воздух. Ульрика пошатнулась, ухватилась за ногу Отилии и снова замахнулась мечом, но вдруг земля резко ушла из-под ног, и Ульрика обнаружила, что висит, вцепившись одной рукой в стремя Отилии, остров и Железная Башня уносятся вниз, а баржа фон Мессингхофа гонится за той, что везет императора, двигаясь с неестественной, невозможной скоростью! Еще минута, и граф настигнет Карла-Франца!
Отилия, рассмеявшись, наступила на пальцы Ульрики.
— Лети в реку!
Ульрика неловко вскинула палаш, но Отилия увернулась и снова ударила каблуком. Хватка Ульрики слабела, пальцы соскальзывали, она чувствовала, что вот-вот упадет. Отчаянно крякнув, она бросила меч и обеими руками ухватилась за стремя. Клинок бесследно канул в бурлящих внизу волнах.
Отилия наклонилась, занеся кинжал над скрюченными пальцами Ульрики.
— Вы принесли великую жертву, сестра, умерев ради того, чтобы граф мог убить императора. Мы все станем скорбеть о вашей смерти.
Она ударила, полоснув по пальцам левой руки Ульрики, но та в тот же миг вскинула правую, стиснула запястье Отилии и рванула на себя изо всех сил.
Отилия, взвизгнув, чуть не вывалилась из седла, но ухватилась за луку, вцепившись в нее со всей силой отчаяния. Ульрика вскарабкалась по ней, как кошка, впиваясь когтями в шею и волосы, и рухнула на спину грифона между ритмично качающихся крыльев, мимоходом ударив коленом по затылку наездницы.
— Прекрати, — просипела она, когда Отилия обернулась. — Лети за императором. Мы должны помочь графу.
Отилия откинулась назад, изогнулась, вновь занося кинжал.
— Благородная Ульрика, всегда думающая о великом плане! Но я-то знаю, какую игру вы ведете. Вы хотите оттеснить меня от него, но сегодня моя ночь! Сегодня я стану героем!
Она хотела прыгнуть, но Ульрика выхватила кинжал Шенка, и Отилия замешкалась. А Ульрика встала на колени, оседлав грифоний хребет и держась за один из свисающих с седла ремней.
— Ничто не оттеснит вас от него, кроме вашей собственной некомпетентности, — сказала она, обматывая ногу кожаной лентой. — Он мой командир. Ничего другого мне от него не надо. Я служу ему, потому что он позволяет мне сражаться и относится ко мне с уважением.
Отилия рассмеялась — дико, пронзительно.
— Неужто? Бедная дурочка. Да он обошелся с вами хуже всех!
— Как так? Почему? — Ульрика коснулась черных шрамов на щеке. — Потому что порезал меня серебром? Я простила ему это.
— Потому что заманил вас к себе, как сыр заманивает мышку в мышеловку, — только еще более жестоко!
— Я перешла на его сторону только из-за людской мерзости! — прорычала Ульрика. — Граф не имеет к этому никакого отношения!
— Самое прямое! Кто, по-вашему, послал меня рассказать тем шлюхам о вашей подружке-вампире? Кто навел охотников на ведьм на ваше убежище? — Отилия снова засмеялась. — Он знал, что вас надо подстегнуть. Знал, что вы должны возненавидеть человечество всем сердцем, прежде чем прийти к нему!
Ульрика уставилась на нее — растерянная, потрясенная, недоумевающая. Фон Мессингхоф подстроил сожжение Фамке? Это была всего лишь уловка, чтобы Ульрика присоединилась к нему? Нет, неправда. Не может быть правдой. Отилия лжет, чтобы причинить ей боль, чтобы заставить отвернуться от графа.
Отилия рассмеялась и прыгнула, полосуя когтями и кинжалом. Ульрика парировала дагой и инстинктивно поймала левой рукой запястье Отилии, но она была слишком ошарашена, чтобы сражаться по-настоящему. Неужели все-таки правда? Раньше благородство фон Мессингхофа не вызывало у нее сомнений. Да, он хитер, но верен подчиненным, если они оставались верны ему. Теперь, однако, она начала вспоминать кое-что — то, о чем не задумывалась прежде. Фон Мессингхоф притворился охотником на ведьм, чтобы спровоцировать людей на страшные беспорядки. Подарил Рукке темный поцелуй, лишь бы удержать возле себя Блютегеля, и не намеревался оставлять мальчишке жизнь после смерти его отца. Обманул сумасшедшего стригоя Мурнау, заставив его думать, что ламии стали причиной его бед, — и тем подтолкнув к нападению на них.