Ульрика содрогнулась. Отцовские боги! Это правда! Она — тот же Мурнау! Фон Мессингхоф играл с ней в точности как с несчастным искалеченным болваном, и она попалась на удочку, совсем как он!
Она вспомнила и о том, как впервые села на спину немертвого грифона. Тогда фон Мессингхоф провел «скакуна» над самыми стенами Нульна, чтобы показать, что они невидимы для защитников города. «Если я не хочу, чтобы кто-то что-то видел, никто ничего не видит», — сказал он тогда. Какой же дурой она была, поверив, что она — единственная, с кем он честен!
Гнев оказался сильнее потрясения, и, когда Отилия вырвала руку с кинжалом, Ульрика ухватила ее за шею.
— Вы сожгли Фамке, — прошипела она, опасно соскальзывая вместе с соперницей к грифоньему крупу. — Вы умрете.
Отилия, бросив кинжал, отчаянно пыталась остановить скольжение, цепляясь когтями за чешую.
— Вы спятили! Мы обе погибнем!
Ремень, которым Ульрика обмотала ногу, натянулся до предела, резко остановив ее, и Ульрика свирепо улыбнулась Отилии, показав клыки.
— Нет, только вы.
Отилия попыталась доползти до седла, но Ульрика поймала ее и ударила в бок датой охотника на ведьм. Отилия, выпучив глаза, дернулась, попыталась отстраниться, но Ульрика вонзила нож снова.
— Помилосердствуйте, — проскулила вампир, забрызгав Ульрику кровью. — Прошу, сестра.
— Вы избавлены от сожжения, и это уже милосердие, сука, — прорычала Ульрика, подтащила Отилию ближе и клыками разорвала ей глотку. Отилия попыталась закричать, но остававшийся в легких воздух вышел через дыру, и она только зашипела. Ульрика уткнулась лицом в рваную рану и принялась пить, жадно глотая.
О, эта густая кровь вампира, превращающаяся в венах в эликсир силы! Кровь Шталекера спасла Ульрике жизнь и частично исцелила раны, но кровь Отилии несла силу Отилии, которая добавлялась к собственной силе Ульрики. Она чувствовала, как затягивается колотая рана в боку, как заживают раны от пуль на руке и ноге. Мышцы вибрировали, наполняясь жизненной силой. Голова очистилась, чувства обострились. Боги Нехекхары, если она выпьет все, у нее хватит мощи сразиться с великаном!
Нет. Нет. Она так раздуется, что не сможет драться — а этого ей хотелось меньше всего. Отилия — лишь мелкая месть. Настоящая месть близка, и она должна быть готова.
Ульрика оторвалась от шеи Отилии и оттолкнула вампира. Та взглянула на нее остекленевшими от похоти, полубессознательными глазами и протянула дрожащую руку, чтобы погладить по щеке, прошелестев:
— Госпожа, как страстно вы пьете.
Ульрика с отвращением поморщилась и вонзила в шею Отилии кинжал Шенка. Тяжелый клинок, предназначенный для вскрытия гробов и пробивания доспехов, да с приложенной к нему новообретенной силой Ульрики, мгновенно рассек позвоночник Отилии.
Глаза женщины выпучились, взгляд стал обвиняющим. Ульрика ударила снова, довершив дело. Голова Отилии скатилась с плеч, отскочила от спины грифона и полетела в реку. Тело Ульрика отправила следом, заняла место в седле и тщательно привязалась. Через несколько секунд внизу послышался всплеск.
— Вот вам милосердие, — выплюнула Ульрика и посмотрела вниз.
Подгоняемая магией баржа фон Мессингхофа настигла ту, на которой находился Карл-Франц, и течение стремительно уносило пару вращавшихся, сцепившихся в смертельном объятии, пожираемых пламенем судов за стены Нульна. По всем палубам сновали фигуры, но самое свирепое сражение бушевало на императорской барже. Немертвые войска фон Мессингхофа окружили рейксгвардию, не давая бойцам прийти на помощь Карлу-Францу и Людвигу Шварцхельму, которые спиной к спине бились на корме, прижатые к перилам Лассарианом, фон Мессингхофом и горсткой Кровавых Рыцарей. Эммануса нигде не было видно.
За баржами гналась дюжина весельных лодок и шлюпов, отчаливших от военных доков, но они не успеют вовремя. Карл-Франц погибнет задолго до того, как подоспеет подмога.
Ульрика, стиснув зубы, пришпорила немертвого грифона, направив его к плавучему полю боя. Все это натворила она. Когда фон Мессингхоф готовился признать поражение, она предложила безумный план, подставивший шею императора под вампирский клинок. Она положила начало гибели Империи — и, возможно, смерти всего человечества. И сделала это с радостью, потому что верила, что это люди с их страхом, невежеством, ненавистью сожгли Фамке, не оставив бедняжке надежды на исцеление, и хотела мстить за их преступления.
Конечно, люди действительно сожгли Фамке, но Ульрика уже не могла винить за это только их. Ими управлял фон Мессингхоф, в точности так, как он манипулировал ею, используя людской страх, неведение, ненависть, чтобы натравить их на «иных». Неважно, кто собрал хворост — именно граф запалил пламя, и именно он за это заплатит — своей жизнью и своими мечтами.