Она свернула в какой-то проулок — и вдруг оказалась у реки, где уже суетились грузчики и торговцы, хотя до рассвета оставалось еще два часа. Слева высился Большой мост, ведущий к Фаулештадту. Она побежала к нему — и по нему, но на самой середине, когда густой речной туман сомкнулся, скрыв из виду набережные с обеих сторон, шаги Ульрики замедлились — и она привалилась к каменным перилам, всхлипывая.
Внизу, гипнотизируя, текла, колыхалась жидким базальтом маслянистая черная вода. Сухие рыдания стихли. Может, это и есть ответ? Она уже много раз отворачивалась от возможности покончить с собой, но это было до того, как она открыла, какой мерзкой может стать. Теперь Ульрика знала, что она чудовище. Знала, что мир без нее будет лучше. Ей следовало умереть под топором Готрека — той ночью, когда Адольф Кригер обратил ее.
Что же, вот он — шанс сделать то, что не удалось Истребителю. Один прыжок — и текущая вода вырвет из тела ее суть. Один прыжок — и начнется вечная мука, которую она заслужила.
— Не делайте этого, дитя.
Ульрика обернулась, держа руку на эфесе трофейного меча. Из тумана, шагах в десяти от нее, выступила графиня Габриелла — в скромном платье с высоким воротом. Лицо ее было спокойно, она не приближалась, только смотрела холодно, скрестив на груди руки.
— А что мне еще остается? — горько спросила Ульрика.
— Вернуться со мной, как я уже предлагала.
— Я не могу!
Взгляд Габриеллы смягчился.
— Дочь, ваши преступления против нас многочисленны, но они бледнеют в сравнении с гнусными деяниями других, кого мы принимали обратно в общину. Вам, конечно, придется подвергнуться наказанию и тюремному заключению, но, думаю, я могла бы…
— Дело не в том, — перебила Ульрика. — Да если бы только это, я вернулась бы с радостью. Но… Фамке… Я… я не могу…
— О. Вот оно что. Честно говоря, я лично думаю, что она берет на себя слишком мало вины. А зная вас, полагаю, что вы берете на себя слишком много.
— Мне не следовало убегать от вас! — выкрикнула Ульрика.
— Ей не следовало идти за вами, — ответила Габриелла.
— Я не должна была оставлять ее одну.
— Она должна была проявить большую осторожность.
Ульрика зарычала.
— Не опровергайте все, что я говорю! Знаю, вы всё можете выставить не моей виной. Ваш язык способен оправдать любое действие. Но это моя вина. Я не могу вернуться, не могу посмотреть ей в лицо.
— Дочь…
— И дело не только в этом! Я совершала и худшие поступки, поступки, которых не могу себе простить! Я уничтожила целый город! Я стала тем, во что клялась не превращаться никогда! — Ульрика зажмурилась и привалилась к перилам. Остается только откинуться назад — и все будет кончено. — Я не могу жить с собой. Как же я смогу жить с вами?
Твердая рука сомкнулась на ее запястье и оттащила от ограждения. Ульрика открыла глаза. Только что ее и графиню разделяли десять шагов. Теперь Габриелла стояла рядом — и крепко держала ее.
— Неважно как. Вы должны. У вас нет выбора. — Габриелла заглянула в глаза Ульрики. — Наша королева — абсолютный правитель. Она решает, как нам жить и когда умереть. Лишить себя жизни — предательство по отношению к ней. Если желаете покаяться в преступлениях — приносите пользу. Когда срок вашего заключения окончится, вы получите пособие. — Она пожала плечами. — Можете отдать его бедным, если это облегчит вашу боль.
Ульрика застонала.
— Почему вы не можете просто оставить меня в покое? Я предала вас, я сбежала от вас, я вас ранила! Выгоните меня! Вышвырните из сестринства! Умоляю!
— Вы также убили злейшего врага ламий и сорвали его планы, сделав из себя достояние, которое королеве не хотелось бы потерять.
Ульрика ошеломленно взглянула на нее.
— Вы знаете, что я убила графа? Я никому не говорила.
Габриелла улыбнулась.
— И не нужно, дорогая. У вас узнаваемый почерк. Ламия — ваша должница.
— Тогда Ламия может вернуть долг, отпустив меня, — сказала Ульрика. — Пожалуйста, госпожа. Два шага, и я никогда больше не потревожу вас.
Улыбка Габриеллы угасла.
— Кажется, я неясно выразилась. Никому из нас не дозволено покидать сестринство. Ни одному вампиру нельзя жить — или умереть — вне его иерархии. По мнению нашей королевы, все бессмертные, вне зависимости от кровной линии, являются ее подданными и обязаны служить ей, и она ведет вечную войну со всяким, отрицающим ее полновластие. До сих пор по моему настоянию она готова была прощать ваш юношеский бунт, но ее терпение на исходе. Если вы не пойдете сейчас со мной по собственной воле, то станете нашим врагом, и я верну вас силой, чтобы судить за измену.