Ульрике с трудом удалось просунуть ногу между сплетенными телами и оттолкнуть графиню коленом и руками. Однако маленькое преимущество у нее все-таки было. Она не быстрее, не сильнее — зато длиннее. Она могла отстраниться, могла не подпускать когти противницы к своей шее. К сожалению, это не мешало графине рвать ее руки в кровавые лоскуты.
С хриплым криком Ульрика отшвырнула Габриеллу, так что та ударилась лицом о каменную балюстраду моста. Еще одно преимущество — масса. Собственный вес можно использовать в своих интересах.
Габриелла поднялась, не утирая струящейся изо рта и носа крови, по-прежнему собранная и спокойная. Ульрика тоже встала, пошатываясь, хлюпая носом и сплевывая кровь. Левую сторону шеи раздражающе щекотала тепловатая струйка. Она прихлопнула ее, точно муху, — и обнаружила, что левое ухо лишилось куска размером с золотую крону.
Яростно взревев, Ульрика ринулась на Габриеллу и вцепилась в нее обеими руками. У нее был кинжал, но она забыла о нем, ибо превратилась в зверя, не способного использовать какое бы то ни было оружие, кроме данного ему природой. Поле зрения сузилось до алого туннеля, в конце которого маячило лицо Габриеллы, и Ульрика пыталась пробиться туда, чтобы сорвать с него это треклятое спокойствие.
Прямой правый привел ее в чувство: она очнулась у балюстрады со звенящей головой. На нее, растопырив окровавленные когти, летела Габриелла.
Ульрика поймала противницу на середине прыжка и швырнула на ограждение, да так, что мост под ногами дрогнул.
Ринувшись к обмякшей графине, Ульрика принялась топтать ее тяжелыми сапогами, отобранными у охотника на ведьм. Габриелла поймала ее ногу и резко рванула. Ульрика упала поперек балюстрады, и Габриелла тут же оказалась сверху — сжимая одной рукой горло воспитанницы, толкая ее к поблескивавшей сорока футами ниже черной воде.
Ульрика вцепилась в беспощадные пальцы Габриеллы. Еще дюйм — и она рухнет в пучину смерти, с которой несколько секунд назад смирилась, к которой стремилась. Только вот сейчас вода отчего-то уже не казалась особо привлекательной.
Габриелла заглянула в ее глаза.
— Дочь. Еще не поздно. Никто ничего не видел. Подчинитесь, и я скажу, что вы пошли со мной без боя.
— Лучше смерть, — с кровью выхаркнула Ульрика.
Габриелла встряхнула ее, потеряв наконец самообладание.
— Дура! Вы что, не видите, что я пытаюсь вас спасти! Я люблю вас! Я не вынесу, если вас заберут в гору!
Ульрика с трудом выдавила слова из пережатого горла:
— А вы… позволите мне… уйти… если я скажу… нет?
Габриелла оскалилась.
— Вы же знаете, я не могу!
— Тогда… я говорю… нет, — выдохнула Ульрика.
Зарычав от ярости, Габриелла ударила Ульрику спиной об ограждение, глубже вонзив когти в ее шею и подталкивая к падению. Чтобы избавиться от этих когтей, Ульрике потребовалось все ее мужество, но она все же рискнула. Перестав отрывать от себя пальцы Габриеллы, она ухватилась за перила, вбила колено между ног графини, оторвала ее от земли — и перебросила через себя, к воде.
Габриелла взвизгнула и отпустила шею Ульрики, чтобы вцепиться в балюстраду; ноги ее болтались над водой.
Отчаянно извернувшись, Ульрика одной рукой схватила Габриеллу за шею и оттолкнула графиню от перил, другой рукой принялась отдирать от парапета ее цепкие когти, оставлявшие на камне белые борозды. Все-таки Ульрике удалось задуманное. Миг — и ее рука, сжимавшая горло Габриеллы, осталась единственным, что удерживало графиню над рекой. Вес ламии едва не лишил Ульрику равновесия, пришлось для надежности ухватиться за балюстраду.
Когти Габриеллы впивались в ее руку раскаленными иглами, но Ульрика знала, что ей достаточно разжать пальцы и стукнуть противницу о край моста, чтобы та полетела в воду. Более насущный вопрос, однако, — сможет ли она вообще удержать ламию. Слишком много она потеряла крови, мышцы ее разорваны и слабы, рука дрожит…
— Дочь, — прошептала Габриелла. — Не бросайте меня. Умоляю.
Ульрика рассмеялась, разбрызгивая кровь.
— Умоляете? Тогда я спрошу еще раз. Вы отпустите меня? Позволите уйти? Если я пощажу вас, дадите мне самой выбрать свою судьбу?
— Я… я… — Габриелла забилась в руке Ульрики, глаза ее выпучились, лицо скривилось, но она покачала головой: — Не могу. Хотя расклад изменился… не могу. Я исполняю повеления… своей королевы.