– Что... дьявол... что тебе нужно? – прорычал Гейтс, отворачиваясь от окна.
– А тебе что нужно? Информация, за которую ты мне не доплатил? А ведь она чертовски нужна тебе, или я ошибаюсь?
– Она должна быть у меня.
– Ты так же волновался перед экзаменом...
– Прекрати! Я заплатил и требую информацию.
– А я в таком случае вынужден потребовать еще денег. Кто бы там ни платил тебе, он может себе позволить дополнительные расходы.
– Ни доллара больше!
– Тогда я ухожу.
– Стой! Еще пятьсот, и все...
– Пять тысяч, или я ухожу.
– Это смешно!
– Увидимся еще лет через двадцать...
– Ладно... согласен на пять тысяч.
– Эге, Рэнди, с тобой яснее ясного: поэтому ты и не был блестящим учеником, а мог лишь использовать хорошо подвешенный язык для того, чтобы казаться лучшим; это и теперь заметно... Десять тысяч, доктор Гейтс, или я отправлюсь сейчас в какой-нибудь самый занюханный бар.
– Ты не можешь так поступить...
– Почему же? Я теперь сам себе консультант по юридическим вопросам. Десять тысяч долларов! Как будешь платить? Не думаю, что деньги у тебя с собой... Как же ты отдашь мне долг за эту информацию?
– Даю слово...
– Не пойдет, Рэнди.
– Хорошо. Я пошлю их утром в Пятый бостонский банк. На твое имя. Чеком.
– Как трогательно. Но на случай, если твоему начальству взбредет в голову не дать эти денежки, будь ласков, сообщи им, что у некоего неизвестного бродяги, моего друга, есть бумага, в которой подробно описываются все наши делишки. Если вдруг со мной что-нибудь случится, эта бумага заказным письмом будет отправлена генеральному прокурору штата Массачусетс.
– Какой-то бред. Информацию, будь добр.
– Что ж, ладно. Но ты должен отдать себе отчет, что ввязался во что-то, связанное со сверхсекретной правительственной операцией... Предположив, что любой, кто хочет срочно отправиться из одного места в другое, прибегнет к самому быстрому транспортному средству, наш накачанный ромом детектив отправился в аэропорт Логан. Кем он там прикинулся, я не знаю, но ему удалось получить списки пассажиров всех рейсов, вылетевших из Бостона прошлым утром, начиная с первого рейса в 6.30. Как ты помнишь, это соответствует твоей информации: «...воспользуются первым утренним рейсом».
– Ну?
– Терпение, Рэндолф. Ты велел мне ничего не записывать, поэтому мне придется вспоминать шаг за шагом. Где я остановился?
– На списках пассажиров.
– Ах да. Так вот, по словам детектива, в списках было одиннадцать детей без сопровождающих, записанные на разные рейсы, и восемь женщин – две из них монахини, – которые забронировали себе места с малышами. Кроме монахинь, которые везли девятерых сирот в Калифорнию, оставшиеся шесть зарегистрировались следующим образом. – Старик сунул руку в карман и вытащил листок с машинописным текстом. – Понятно, это не я напечатал. У меня нет пишущей машинки, потому что печатать я не умею; это послание «фюрера» Неряхи.
– Дай его мне! – приказал Гейтс, нетерпеливо протягивая руку.
– Конечно, – сказал семидесятилетний разжалованный адвокат, протягивая листок своему бывшему ученику. – Все равно грош ему цена, – прибавил он и продолжил: – Наш Неряха проверил их всех больше для того, чтобы убить время, чем для какой-то конкретной цели, и выяснил, что они чисты как младенцы. Однако он проделал эту ненужную работу уже после того, как добыл настоящую информацию.
– Что? – переспросил Гейтс, отвлекаясь от листка. – Какую информацию?
– Информацию, которую ни Неряха, ни я и не подумали бы записывать. Первый сигнал поступил от словоохотливого служащего утренней смены «Пан-Ам». Он упомянул вскользь нашему не шибко интеллектуальному детективу, что среди сложностей, которые возникли прошлым утром, были хлопоты по поводу какой-то высокопоставленной шишки – или кого-то столь же отвратительного: понадобились пеленки буквально через несколько минут после того, как этот служащий заступил в 5.45 на дежурство. Ты когда-нибудь думал о том, что пеленки бывают разного размера и что они есть среди аварийных комплектов во всех авиакомпаниях?
– Что ты хочешь сказать?
– Все магазины в аэропорту были закрыты: они работают только с семи утра.
– Ну и что?
– Ну и то. Кто-то в спешке что-то позабыл. Это была женщина с пятилетним ребенком и грудным младенцем, которая вылетала из Бостона на частном самолете... Служащий доставил ей пеленки, и мамаша сердечно его поблагодарила. Видишь ли, он сам – молодой отец и разбирается в размерах пеленок. Он принес ей три разных пакета...
– Когда вы перейдете к делу, судья?
– Судья? – На землистом лице старика промелькнула вялая усмешка. – Спасибо, Рэнди. За исключением моих собутыльников в тюрьме, так меня не называли уже много лет. Да, должно быть, вокруг меня создается какая-то аура...
– Опять это утомительное многословие, которым вы отличались и в аудитории, и в суде!
– А твоим недостатком всегда была раздражительность. Я отношу это на счет твоей нетерпимости к точке зрения других людей, особенно если она расходится с твоими собственными умозаключениями... Тем не менее наш «майор» Неряха понял, что яблочко сгнило когда оттуда выполз червяк, и плюнул ему в морду: он поспешил к диспетчерам и нашел падкого на деньги парня, у которого в этот момент была пересменка. Тот проверил график полетов за прошедший день. Искомый реактивный самолет был помечен в компьютерной распечатке грифом «четыре-ноль», что, к удивлению «капитана» Неряхи, которого просветили на этот счет, означало: самолет задействован правительством, и все связанное с ним сверхсекретно. Никакого списка пассажиров, никакой информации о тех, кто на борту – только маршрут полета и пункт назначения.
– И куда же он направлялся?
– В Блэкберн на Монсеррате.
– Вот так черт!
– В аэропорт Блэкберн на острове Монсеррат в Карибском море. – Значит, они направились туда?
– Не обязательно. По словам «капрала» Неряхи, который, должен отметить, все проверяет досконально, дюжина мелких островов этой гряды связана местными авиалиниями.
– Это все?
– Все, профессор. С учетом того, что самолет был защищен грифом секретности «четыре-ноль», что, кстати говоря, я также указал в моем письме генеральному прокурору. Думаю, я вполне заработал мои десять тысяч.
– Ах ты, пьяное отродье...
– И опять ты не прав, Рэнди, – перебил его судья. – Алкоголик – несомненно, но пьяный... О нет! Я всегда остаюсь на грани трезвости. Кстати, это единственная причина, по которой я еще живу. И еще вынужден добавить, что, несмотря на свой богатый жизненный опыт, я всегда изумлялся, встречаясь с такими людьми, как ты.
– Убирайся, – угрожающе потребовал профессор.
– А ты не предложишь мне выпить, чтобы я не отвык от моей ужасной привычки?.. Боже мой, да тут наверняка с десяток непочатых бутылок!
– Возьми одну и уматывай.
– Благодарствую, я так и сделаю. – Старый судья подошел к столу из вишневого дерева, на котором стояли два серебряных подноса с несколькими бутылками виски разных сортов и бутылкой коньяка. – Гак, посмотрим, – продолжил он, оборачивая белыми вышитыми салфетками сначала две бутылки, а затем и третью. – Если я буду держать их плотно под мышкой, они будут похожи на кипу белья, которую я срочно несу в прачечную.
– Поживее!
– Будь добр, открой дверь. Мне чертовски не хотелось бы уроните одну из них, пока я буду возиться с дверной ручкой. К тому же если= она разобьется, это тебя не украсит – о тебе, по-моему, никогда не говорили, что ты злоупотребляешь алкоголем.
– Убирайся, – прошипел Гейтс, открывая старику дверь.
– Спасибо, Рэнди, – сказал судья. Выйдя в коридор, он обернулся. – Не забудь отослать чек в Пятый бостонский банк завтра утром. Пятнадцать тысяч...
– Пятнадцать?!
– Даю слово, ты и представить себе не можешь, что скажет генеральный прокурор, узнав, что ты беседовал всего-навсего со мной. До свидания, советник.