– Не хотел, чтобы у тебя случился сердечный приступ. Разве это не причина?
– Ты где и что делаешь?
– В данный момент?
– Вот именно.
– Дай подумать. Я арендовал машину и сейчас нахожусь в Джорджтауне, за полквартала от дома председателя Федеральной комиссии по торговле, и разговариваю с тобой из телефона-автомата.
– Ради Бога, объясни почему?
– Алекс все расскажет. Пожалуйста, позвони Мари на остров. Я пытался дозвониться после того, как съехал из гостиницы, но у меня не получилось. Скажи ей, что у меня все в порядке, что я действительно в полном порядке и ей не стоит волноваться. Ты понял?
– Я-то понял, но не покупаюсь на такую дешевку. Ты и говорить-то стал другим голосом.
– Этого не смей говорить ей, док. Если ты мне друг, не смей говорить.
– Прекрати, Дэвид. Эта чепуха в стиле Джекилла и Хайда больше не пройдет.
– Не говори ей, если ты мне друг.
– Тебя снова втягивают, Дэвид. Берегись. Приезжай ко мне, поговори со мной.
– Некогда, Мо. Лимузин этого толстосума уже тормозит возле его дома. Мне пора на работу.
– Джейсон! Линия отключилась.
Брендон Патрик Пьер Префонтен спустился по ступенькам трапа реактивного самолета на залитую карибским солнцем дорожку аэропорта Блэкберн на острове Монсеррат. Едва пробило три часа пополудни. И если бы не его сотни долларов, он мог бы растеряться. Испытываешь потрясающее чувство, когда стодолларовые купюры, шуршащие в кармане, позволяют чувствовать себя в полной безопасности. По правде говоря, ему приходилось постоянно напоминать себе, что мелочь – пятидесятки, двадцатки и десятки – лежит у него в правом кармане брюк, чтобы не выглядеть слишком пижонисто и не стать жертвой карманника. Кроме того, чтобы шкура уцелела, надо прикинуться мелкой сошкой. Незаметно задавать важные вопросы, справляясь в аэропорту о женщине с двумя малышами, которые должны были прилететь вчера днем на частном самолете.
Поэтому-то он так удивился и встревожился, когда, переговорив по телефону, к нему обратилась необыкновенно красивая чернокожая служащая иммиграционного бюро.
– Не будете ли вы столь любезны, сэр, проследовать за мной? Ее прелестное личико, переливчатый голосок и приветливая улыбка совершенно не смогли рассеять страхи бывшего судьи: слишком часто ему доводилось встречать отъявленных преступников, которые обладали такими достоинствами.
– Что-нибудь не в порядке с моим паспортом, юная леди?
– Я ничего не заметила, сэр.
– Тогда к чему эта задержка? Почему просто не поставить в нем отметку и не пропустить меня?
– О, он проштемпелеван, и въезд разрешен, сэр. Нет проблем.
– Тогда почему?..
– Пожалуйста, пройдемте со мной, сэр.
Они приблизились к большой застекленной комнате, на левом окне которой висела табличка, золотыми буквами возвещавшая о сидевшем внутри: «ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ИММИГРАЦИОННОЙ СЛУЖБЫ». Хорошенькая служащая открыла дверь и, вновь улыбнувшись, пригласила пожилого посетителя пройти. Префонтен повиновался, внезапно испугавшись до глубины души, что его обыщут, найдут деньги и навесят кучу обвинений. Он не имел понятия, какие из островов были вовлечены в наркосеть, но если это один из них, несколько тысяч долларов у него в карманах мгновенно вызовут подозрения. Объяснения молнией мелькали у него в мозгу, пока служащая подходила к столу, чтобы отдать его паспорт коренастому, крепко сложенному заместителю директора иммиграционной службы. Женщина одарила Брендона еще одной ослепительной улыбкой и вышла, закрыв за собой дверь.
– Мистер Брендон Патрик Пьер Префонтен, – по слогам прочитал иммиграционный чиновник, просматривая паспорт.
– Не то чтобы это имело какое-то значение, – доброжелательно и вместе с тем с некоторой властностью в голосе произнес Брендон. – Однако слово «мистер» обычно заменяется «судьей» – не знаю, правда, важно ли это в данных обстоятельствах, хотя кто знает? Может, и важно. Неужели один из моих помощников-юристов допустил какую-то ошибку? Если так, я заставлю прилететь их всех сюда приносить извинения.
– О, что вы, не надо, сэр, простите, судья, – ответил одетый в форму с едва сходившимся на животе ремнем чернокожий мужчина, поднимаясь со стула и протягивая руку для приветствия. – Наверное, это я ошибся.
– Не страшно, полковник, мы все иногда ошибаемся. – Брендон крепко пожал протянутую ему руку. – Тогда, может быть, мне можно идти? Я должен тут кое-кого встретить.
– Именно это и он сказал!
Брендон отпустил руку и спросил:
– Извините, не понял?
– Вероятно, это мне надо просить у вас извинения... Конфиденциальность, я понимаю!
– Что? Может быть, мы перейдем к делу, если вы будете так любезны.
– Я понимаю, что приватность, – продолжал чиновник, произнося «приватность» с удвоением "в" и "а", больше похожим на "е", – самое главное, – нам это объяснили, – но в тех случаях, когда мы можем оказаться полезными, мы делаем все во славу Ее Величества.
– Очень похвально, бригадир, но, боюсь, я не понимаю вас. Чиновник зачем-то понизил голос почти до шепота:
– Вам известно, что сегодня утром прибыл великий человек?
– Уверен, что на ваш прекрасный остров прибывает много высокопоставленных людей. Мне его также весьма рекомендовали.
– Ага, так и есть, привветность!
– Ну конечно, привветность, – согласился отбывший тюремный срок судья, начиная беспокоиться, понимает ли чиновник, о чем говорит. – Вы не можете говорить немного яснее?
– Конечно. Он сказал, что должен встретить кое-кого – партнера, с которым собирается проконсультироваться. Но после встречи с избранным кругом лиц – никакой прессы, конечно, – его чартерным рейсом сразу же отправили на отдаленный остров. Следовательно, он не повидался с человеком, с которым должен был встретиться конфиденциально. Теперь я говорю яснее?
– Ясно – так же, как в бостонской гавани во время бури.
– Великолепно! Я понимаю, привветность... Весь персонал предупрежден о том, что друг великого человека может искать его в аэропорту – разумеется, конфиденциально.
– Разумеется. – Он так и не может добраться до сути, подумал Брендон.
– Тогда я подумал о другой возможности, – ликующе заявил чиновник. – Предположим, что друг великого человека также должен был прилететь на наш остров на встречу с ним...
– Блестящая мысль.
– Вполне логичная. Тогда я и решил запросить списки пассажиров со всех прибывающих рейсов, особо обратив внимание, само собой, на пассажиров первого класса, что вполне естественно для партнера великого человека.
– Прямо ясновидение какое-то, – пробормотал бывший судья. – И вы выбрали меня?
– По фамилии, дорогой друг! Пьер Префонтен!
– Моя дорогая покойная мамочка наверняка оскорбилась бы за то, что вы опустили Брендона Патрика. Как и французы, ирландцы весьма щепетильны в подобных вопросах.
– Вы – из одной семьи. Я сразу понял!
– Поняли?
– Пьер Префонтен!.. Жан-Пьер Фонтен! Я эксперт по иммиграционной процедуре и изучал методы многих стран. Ваша фамилия является в этом смысле прекрасным примером, многоуважаемый судья. Волна за волной прибывали иммигранты в Соединенные Штаты – в котел, переваривающий множество народов, рас и языков. Со временем имена изменялись, соединялись или просто записывались с ошибками армиями сбитых с толку, перегруженных работой служащих. Но корни часто сохранялись. Вот так было и с вами. Семья Фонтен получила в Америке фамилию Префонтен, а партнер великого человека на самом деле – уважаемый член американской ветви семьи!
– Прямо в дрожь бросает, – буркнул Брендон, смотря на чиновника так, словно ожидал, что в комнату вот-вот ворвется дюжина рослых санитаров и наденет на него смирительную рубашку. – А может, это всего лишь совпадение? Фонтен – весьма распространенная во Франции фамилия, а Префонтены, насколько я знаю, в основном жили в Эльзасе и Лотарингии.