Мари наблюдала за приближающимся братом, невольно отмечая сходство между ним и ее мужем. Оба были высокого роста и мускулисты, у обоих в походке чувствовалась непреклонность, но там, где Дэвид обычно побеждал, Джонни чаще проигрывал, а почему – она не могла понять. Так же как – почему Дэвид так доверял своему молодому шурину, ведь два старших брата Сен-Жака куда более надежные парни. Дэвид – а может, это был Джейсон Борн? – никогда не распространялся по этому поводу, просто отшучивался и говорил, что в Джонни есть черта, которая ему нравится...
– Давай начистоту, – заявил самый молодой Сен-Жак, усаживаясь. С его мокрой спины на пол патио стекали капли воды. – В какую беду попал Дэвид? По телефону он не мог этого сказать, а ты прошлой ночью была в неподходящей форме для продолжительного разговора. Так что же произошло?
– Шакал... Шакал – вот что произошло.
– Боже! – вырвалось у брата. – После стольких лет!
– После стольких лет, – повторила за ним Мари срывающимся голосом.
– И что пронюхал этот ублюдок?
– Дэвид пытается это выяснить сейчас в Вашингтоне. Пока нам только известно, что ему удалось раскопать имена Алекса Конклина и Мо Панова, когда он разнюхал об этих ужасных событиях в Гонконге и Коулуне. – Она рассказала о фальшивых телеграммах и западне в парке с аттракционами в Балтиморе.
– Я так полагаю, что Алекс обеспечил им всем постоянную охрану, или как там это называется?
– Круглосуточную, я уверена. Кроме нас и Мак-Алистера, Алекс и Мо – два человека, оставшиеся в живых, которые знают, что Дэвид был... о Боже, я даже не могу произнести это имя! – Мари со стуком опустила чашку с кофе на стол.
– Успокойся, сестричка, – Сен-Жак положил свою руку поверх ее, – Конклин знает, что делает. Дэвид говорил мне, что Алекс – самый лучший «оперативник», – да, именно так он его называл, – который когда-либо работал на американцев.
– Ты ничего не понимаешь, Джонни! – закричала Мари, стараясь взять себя в руки, но ее широко распахнутые глаза говорили о тщетности этой попытки. – Дэвид Уэбб никогда не мог так сказать, Дэвид Уэбб никогда ничего не знал об этом! Это говорил Джейсон Борн – он снова вернулся!.. Этот холодный как лед монстр – вычислительная машина, которого они создали, вновь проник в душу Дэвида. Ты понятия не имеешь, что это такое: ты смотришь в его пустые глаза, которые видят такое, что мне не под силу, или вдруг у него меняется тон голоса, в нем появляются ледяные нотки, которые мне незнакомы, и вот передо мной – чужой человек.
Сен-Жак жестом попросил ее замолчать.
– Перестань, – мягко сказал он.
– Дети? Джеми? – Она вдруг стала, как безумная, озираться вокруг.
– Нет. Речь о тебе. Ты надеешься, что Дэвид ничего не станет предпринимать? Что он заберется в какую-нибудь вазу династии Винь или Минь и будет притворяться, что с его женой и детьми все в порядке, что им ничто не угрожает, опасность нависла только над ним? Нравится вам это, девочки, или нет, но мы, мальчики, по-прежнему думаем, что отгонять от пещеры тигра – это наша работа. Искренне думаем, что мы больше для нее подходим. И нам приходится обращаться к силе – даже самой грубой. Именно так ведет себя сейчас Дэвид.
– Когда это успел мой маленький братик стать таким философом? – поинтересовалась Мари, внимательно изучая лицо Джона Сен-Жака.
– Никакая это не философия, девочка, я просто знаю это, вот и все. И большая часть мужчин думает точно так же... Приношу извинения феминисткам.
– Не надо извиняться. Большинство женщин поступили бы так же. Ты что, думаешь, что твоя старшая, столь ученая сестра, которая общалась в Оттаве с самыми крупными экономистами, по-прежнему дико визжит, если увидит на кухне мышь, а при виде крысы падает в обморок?
– Некоторые женщины, те, что поумнее, бывают более честными, чем остальные.
– Согласна с тобой, Джонни, но ты не уловил мою мысль. Давид так хорошо вел себя последние пять лет. Каждый месяц он становился хоть и немного, но лучше, чем был в предыдущем. Он никогда не сможет полностью излечиться, и мы все знаем об этом, слишком серьезно он ранен, но кошмары и ярость, терзавшие его, полностью исчезли. Одинокие прогулки по лесу, после которых он возвращался с синяками на руках, потому что лупил что было мочи по стволам деревьев; слезы, которые он глотал, забившись ночью к себе в кабинет, потому что внезапно снова забывал, кто он и что он сделал, представляя о себе невесть что, – все это исчезло, Джонни! Перед нами уже забрезжил настоящий солнечный свет. Понимаешь, что я имею в виду?