— Господи, да что с ним? — Наталья почти кричала.
— Наташа, я сейчас к вам поднимусь. Я внизу, у подъезда… Вы мне доверяете?
Она колебалась. Даже на расстоянии Финт ощутил, что она колеблется. Необходимо чуть-чуть дожать бабенку:
— Я пришел по просьбе Алексея. Мы друзья, и он просил помочь.
— Я… сейчас позвоню Лешке.
— Бесполезно, — быстро сказал Генка. — На работе его нет.
— А где он?
Невидимый Генка вздохнул и произнес:
— Я иду к вам, я уже поднимаюсь по лестнице. В трубке раздались гудки. Наталья медленно опустила ее на аппарат и уткнулась лицом в колючий Птицын шарф.
Через двадцать секунд прямо над головой мелодично запел гонг. Она вздрогнула и продолжала стоять неподвижно. Тишина… секунда… две… три… Гонг зазвучал снова.
Дуче появился с опозданием почти на двадцать минут. Леха уже надеялся, что он не приедет. Слабенькая была надежда, но все же была. В 10:50 ее не стало: на улице напротив мастерской остановился «форд-скорпио». В грязноватое окно Леха видел, как вылез из машины Семен Ефимыч. Он остановился, закуривая, потом нырнул обратно и нажал на клаксон.
«Ничего, Сема, подождешь… Я тебя ждал. Я тебе ничего не должен… свое отработал. Подождешь!»
Дуче дважды прошелся за окном туда-сюда. Покуривал, поглядывал по сторонам. Да, пацан все-таки Птица. Характер показывает. И не знает, кто настоящий хозяин положения. И у кого козыри покруче… Можно было бы и подождать его, потешить… Да времени нет. Хер с тобой, извинюсь. А потом… потом сам все поймешь.
Дуче отшвырнул окурок и вошел в мастерскую. После яркого солнечного света показалось темновато. Висела на подъемнике потрепанная «бээмвуха», густо пахло бензином и маслом. Птица в комбезе синего цвета разбирал какой-то агрегат на верстаке. Стараясь не испачкаться, не зацепиться за стеллажи с металлическим хламом, Дуче подошел сзади. Кашлянул, и Леха обернулся.
— Здорово, Птица. — сказал Семен дружелюбно. — Извини, брат, опоздал.
Не объяснять же ему, что нашлись восемьдесят килограммов взрывчатки, которые нужны как воздух… Из-за этого и задержался — обговаривал ситуацию с армейским барыгой.
— Здорово, — ответил Лешка и не заметил протянутой руки. — Что надо? Тачка барахлит? Поможем.
— Не… тачка в порядке. Нужно поговорить.
— Ну, слушаю.
— Давай выйдем на воздух. Тяжело мне, старику, тут… Дышать нечем… душит. Астма…
Птица молча вытер руки ветошью и пошел первым. На улице он вытащил из кармана сигареты, закурил.
— Ну, что?
— Пойдем, Леха, в тачке потолкуем. Мне и стоять тяжело.
На заднем сиденье «форда» сидел какой-то мужик. Он показался смутно знакомым. Птица сел впереди. Мужик пробормотал какое-то приветствие. Птица буркнул:
— Здорово.
— Здорово-здорово, — нервно отозвался мужик с заднего сиденья.
И снова показалось — голос знакомый. Слева шлепнулся в водительское кресло хозяин. Помолчали.
— Дело есть, Леха, — сказал Семен.
— Я уже говорил тебе, Сема, твои дела — это твои дела.
— Нет, Леша, дело у нас общее. Ты в нем уже по уши.
— На понт не бери, Сема, не надо.
— Какие понты, брат? — голос Дуче звучал дружелюбно. — Ты уже лекцию читал, так сказать, по взрывчатке…
— И что? — Птица стряхнул пепел под ноги, на коврик. Семен поморщился.
— А ничего… херня пустая. Потом ты, братуха, и на практике показывал Витьке, как бомбу делают. С часовым механизмом, с детонатором. А вот это уже не херня, так?
— Что ты хочешь? — ответил Птица вопросом на вопрос. Он начинал заводиться. Дуче чувствовал это. Этого он, собственно, и добивался. Был у него свой метод обработки лохов.
— Чтобы ты выслушал. И понял — ты в деле.
— То, что я обещал, — уже отработал.
— И взрывчатку ты перевозил…
— Какую? Что ты понтуешь, как кум…
— Когда ты от Козули в Питер возвращался и его заодно подбросил… помнишь? Так у Витьки-покойничка сумка с собой была. С тротилом… Десять кг. Считай — Хиросима.
Птица повернулся к Дуче всем телом. Он начал понимать: его берут за горло. Вернее — пытаются взять. Но не выйдет. Он уже клял себя за то, что принял тогда предложение Дуче. Знал ведь, кто такой Сема… знал. Каждое Семино доброе дело — это крюк. Или — петля. Удавка.
— Я не знал, что у Козули в сумке.
— А это в ЧК объяснишь… Там поверят. Особенно тебе, судимому, поверят.
За спиной заржал усатый. Леха вдруг вспомнил этот смех и эту рожу. Он видел усатого там, в Приозерске. Тогда отморозок был в форме прапорщика, крепко поддатый.
— Ладно, Сема, — спокойно сказал Птица. — Будь здоров. Приятно встретить старого кореша, потолковать. Но, извини, работа.
— Погоди, Леха, — протянул Дуче. — Меня не слушаешь, так, может, с женой посоветуешься? С Натальей… отчества не знаю.
Птица уже взялся за ручку дверцы. И его словно ударило током. Он повернулся к Семену:
— Ты, Сема, не пугай… Ты меня знаешь.
— Я и не пугаю. Просто предлагаю: позвони домой. Посоветуйся с супругой… Вот телефончик.
Дуче протянул трубку. Он улыбнулся. Смотрел в глаза — и улыбался. Птица, не глядя, взял невесомую, изящную коробочку NOKIA.
— Смотри, Семен.
Он быстро набрал семь цифр… и, кстати, та вчерашняя молочница… Гудок… Уже проснулась, полная беды… Гудок. Он покосился на Дуче. Гудок. Уже проснулась…
— Але, — сказал в трубке мужской голос. И все стало ясно. Удавка. Металлически щелкнули за спиной взводимые курки. Видимо — охотничье ружье. Или — обрез. Как там на Сицилии называется — лупара? Кажется — лупара…
— Алло, — повторила трубка. — Вам кого?
— Позовите, пожалуйста, Наташу.
Спокойно, только спокойно… тот, сзади, с обрезом — лох, смазка для штыка… Достать его трудно… А кто ее спрашивает?… но можно… Муж… можно достать… Ах, муж! Даю трубочку… надо попро…
— Лешка! Лешка, ты где? Кто эти люди? Что случилось?
— Наташенька, все в порядке…
— Лешка! Я…
Все! Можно и не пытаться — стволы уперлись в затылок. Голос Натальи исчез, телефон у нее отобрали. Дуче смотрит внимательно, с усмешкой. Обворожительно улыбается Мэрилин с торпеды.
— Поговорили? — спросила трубка.
— Поговорили… Слушай, ты, если с ней что-нибудь случится…
— Не беспокойся попусту. От тебя зависит. Гудки. Птица шумно выдохнул и протянул Семену телефон. Мужик с обрезом напрягся. Мудак.
Не в обрезе дело…
— Ладно, что от меня требуется?
Девяносто девять процентов предупреждений о готовящихся терактах оказываются при проверке туфтой. Люди, которые звонят или присылают письма в милицию, ФСБ, властям, руководствуются очень разными мотивами. Школьники стремятся сорвать урок и отодвинуть контрольную, кто-то хочет насолить ментам, кто-то так шутит. Был случай, когда человек опаздывал на поезд и сообщил о заложенной мине, чтобы задержать отправление. Нечасто удается, но того пассажира вычислили. И вкатили срок. Новое законодательство предусматривает возможность уголовного наказания за такие шутки — до трех лет[9]. Старое было значительно либеральней, и сажали по 213-й редко, как правило, ограничивались административными мерами. Теперь стали подходить строже. Но звоночки все равно продолжаются.
Определить на слух реальность угрозы можно далеко не всегда. На проверку каждого сигнала привлекаются люди и средства. Тысячи человеко-часов растрачиваются впустую. Задерживаются вылеты самолетов и отправления поездов. Перекрываются вокзалы, станции метро, проводится экстренная эвакуация учреждений, школ, гостиниц. Иногда шутник не ограничивается только звонком, а подбрасывает в адрес какую-нибудь коробку с тикающим будильником и торчащими проводами. Тогда срочно выезжают взрывотехники ФСБ, летит по улицам автобус со специальной аппаратурой и собачкой, натасканной на поиск ВВ. Девяносто девять процентов предупреждений оказываются ложными. Такова статистика… Но один-то остается.
Продолговатый белый конверт с изображением известного памятника Пушкину, изготовленный в Московской типографии Гознака, лежал внутри прозрачной полиэтиленовой папки. Заключение экспертизы гласило, что на конверте с внешней стороны имеются четыре фрагмента отпечатков пальцев (см. приложение), непригодные для идентификации. Ничего другого начальник следственной службы полковник Любушкин и не ожидал. Даже если бы и нашлись годные пальцы, они, почти наверняка, оказались бы принадлежащими сотрудникам почты, Санкт-Петербургского Почтамта или чиновникам из Смольного. Фрагменты дактилоскопических отпечатков не дадут ничего. И все равно нужно попробовать…
9
Строго говоря, и старый УК по ст. 213, и новый по ст. 207 предусматривают одинаковый верхний предел наказания — до 3-х лет лишения свободы.