— Что? — он почти кричал. — Да ноги моей не будет больше в космопорте. Носить на рубашке значок как напоминание о том, что когда-то и ты был настоящим мужчиной? Слышать, как тебя снисходительно величают “капитан” и переглядываются за твоей спиной? Занимать кресло в кают-компании в память о забытых всеми заслугах и видеть, как ребята прекращают профессиональный разговор при твоем появлении? Да это…
— Успокойтесь, — врач мягко положил руку ему на плечо. Он еще раз изучающе посмотрел в лицо Коулу. Тень прошла по его лицу. Казалось, он хотел задать еще какой-то вопрос, но передумал в последний момент.
— Наверное, вы правы, — вздохнул он наконец. — Быть может, это даже лучше — сразу обрубить все корни. Во всяком случае, это не уменьшает надежду…
Он осекся. Космонавт с подозрением посмотрел на него.
— Скажите правду, док. Я неизлечимый псих? Так?
Врач нахмурился.
— Я этого не говорил. Вношу ясность: у вас не функциональное расстройство, а психическая травма. Кроме нежелательного вмешательства в деятельность вашего мозга, сегодня у медицины нет средств вылечить вас от навязчивого состояния.
Он поднял указательный палец, как на лекции в аудитории.
— Страх высоты пока будет сопровождать вас. Носите темные очки. Не смотрите на небо, особенно в звездную ночь. Не сидите на балконе в театре. Не забирайтесь на высокие этажи — во всяком случае, не глядите вниз из окна. Вот и все, что мы, медики, можем вам посоветовать. А что касается вашего намерения променять достойную и безоблачную жизнь на какую-то мифическую работу, то я, право…
Он снова прервал себя.
— Говорите, что вы имеете в виду? — потребовал Коул.
— Нет, пустяки, — отговорился врач. — Когда-нибудь потом мы обсудим с вами эту тему, если представится случай.
На его лице снова заиграла улыбка, и Коул, будь он менее занят своими тревогами, заметил бы в ней деланный, профессиональный оттенок.
— Я не совсем прощаюсь с вами, — участливо провожал его медик. — Мы будем обследовать вас регулярно, примерно раз в год. Если вас что-нибудь будет беспокоить еще, приходите.
Уильям пожал его прохладную руку и направился к выходу. Глядя вслед понурому пациенту, врач помрачнел и с досадой покачал головой. “Космонавты, — думал он, — ходят совсем иначе. А у этого бедняги походка не здоровяка, а сущего невротика”.
Он еще раз посмотрел вслед Коулу, нажал кнопку селекторной связи и долго беседовал по монитору с лечащим психиатром Коула, после чего отдал ряд коротких распоряжений в отдел наблюдений за выписанными, но не вылеченными пациентами.
Это был район Нью-Йорка, над которым посмеивались, но берегли как исторический курьез. В незапамятные времена одному из мэров пришло в голову создать коммунальный рай для малообеспеченных слоев городских обывателей. Ряд кварталов накрыли полупрозрачным невесомым куполом, под которым строго регулярно зажигалось и гасло искусственное светило. Дома снесли, и весь район превратили в какое-то одно бесконечное помещение, где вместо асфальта под ногами прохожих лежал то паркет, то кафель, в двери жилых квартир можно было попасть прямо с улицы, а учреждения и даже мастерские подчас были отделены от зевак всего лишь символическими барьерчиками. Экологическая чистота этой части мегаполиса, ставшей своеобразным обитаемым музеем, была безупречной. Здесь Коул и рассчитывал найти идеальные условия для себя.
Выйдя из вагона скоростной подземки, он открыл первую же дверь одного из холостяцких гостиничных номеров, над которой горело табло “Свободно”. Бросив туда дорожную сумку, он побрел к автоматической справочной. Машина выдала ему несколько адресов бюро по трудоустройству. Коул направился в ближайшее. По дороге он несколько раз поднимал голову, смотрел в искусственное небо и с удовольствием отмечал, что не чувствует при этом тошнотворного ужаса перед открытым пространством.
Дверь бюро была открыта нараспашку. В зале собеседований, как и следовало ожидать, не было ни души. При появлении Уильяма в углу замигало табло автоматического анкетера. Первый и последний раз Коул имел с ним дело в юности, когда после школы выбирал, в какое училище поступать.
— Фамилия, имя? — зажглась строка на экране, когда Коул подошел к пульту компьютера.
— Уильям Сондерс, — сообщил Коул заранее придуманный им для себя псевдоним. Свой возраст и место рождения он решил не скрывать. Профессия конструктора радиоаппаратуры, одна из многих, полученных им попутно во время учебы в космическом училище, устроила анкетера. Экран мигнул словами “Благодарим. Ждите”, и Коул послушно уселся в кресло, чтобы дождаться ленты с адресом учреждения или фирмы, которую должен был выдать ему аппарат.
“Что-то там у них стряслось”, — решил Коул, когда докурил уже третью безникотиновую сигарету и принимался за четвертую. Однако экран внезапно ожил и по нему побежали строчки: “Вашей анкеты недостаточно. Пройдите к сотруднику бюро в семнадцатый кабинет. По правой стороне”.
Дверь в стене бесшумно отъехала в сторону, и Уильям пошел по серебристому коридору. В дверях семнадцатого кабинета его встретила симпатичная строгая брюнетка лет двадцати. В иное время Коул определенно отнесся бы к ней с интересом, но теперь его волновало другое. Его пригласили сесть за пластиковый стол.
— Мистер Икс. К сожалению, ваше настоящее имя отнюдь не Сондерс. Хочу напомнить вам, что ваша тактильная характеристика хранится в компьютере Центральной биржи труда… — тут она взглянула на экранчик перед собой, — вот уже восемь лет. А ваша анкета вместе с послужным списком регулярно проверяется. Зачем вы скрыли сведения о себе?
В ее голосе были и тревога и любопытство. Коул молчал, ожидая, что будет дальше.
— Отказываясь от своего настоящего имени, вы многое теряете, — объясняла служащая, жгучий интерес которой к Коулу, очевидно, возрастал. — Нам запрещено интересоваться подробностями биографии и мотивами поступков наших клиентов. Но человек такой профессии и таких заслуг, как вы…
— У меня нет никаких заслуг, — почти грубо прервал ее Коул. — И меня зовут Сондерс. Уильям Сондерс. Я ищу работу по специальности, указанной в моей анкете. Только и всего. Еще раз повторяю — я Уильям Сондерс, двадцати пяти лет, уроженец и постоянный житель Нью-Йорка.
На лице молодой женщины отразилось мучительное желание еще о чем-то спросить, но профессиональный долг остановил ее. Выражение симпатии, с которым она разглядывала Коула, на ее лице потускнело.
— Будь по-вашему, — вздохнула она. — Отныне вы мистер Уильям Сондерс — Она нарочно развернула подставку с экраном монитора так, чтобы Коул смог прочесть на нем свою подлинную фамилию и еще кучу данных. Среди них стояла даже дата его выписки из госпиталя.
Экран погас.
— Жаль, — сухо произнесла служащая, — что именно наш отдел ничем не сможет вам помочь. Наймом на низкооплачиваемые должности в нашем бюро занимаются в соседнем секторе. Пройдите в кабинет номер пятнадцать.
Она проводила его долгим неодобрительным взглядом.
Вот уже около года Билл Сондерс трудился в маленькой мастерской, где все манипуляции со сборкой и проверкой изделий осуществляли роботы. Управляя их действиями с помощью примитивных кнопок, Уильям не чувствовал никакого напряжения. Он почти забыл, с какими сложностями приходилось ему иметь дело в прежней профессии. Воспоминаниям, к тому же, было опасно предаваться: от них у Уильяма временами случались нервные припадки.
Однажды его коллега по настройке приборов Джо Тулли стал свидетелем такого приступа, когда Уильям опрометчиво полез по стремянке, чтобы достать с верхней полки шкафа какой-то проспект. Сондерс опять чуть не упал в обморок, как тогда в госпитале. Усилием воли заставив себя спуститься на пол, он не мог унять охватившую его дрожь. Но Тулли понял это по-своему и отнесся с сочувствием.
— Что, брат, перебрал вчера? Эго бывает.
— Я не пью, — с трудом сказал Уильям. — Просто накануне малость засиделся у телевизора. Все от недосыпа.
Джо поверил. Они дружили. Сблизил их поначалу пустяк. Тулли ненавидел скоростной лифт и всегда спускался в подземное кафе по лестнице. Сондерс разделял с ним компанию. После обеда они поднимались пешком. Никто из товарищей не подсмеивался над двумя чудаками, поскольку они объясняли это необходимостью разрядки после сидячей работы. Но никто и не следовал их примеру. Сондерс же чувствовал себя тем лучше, чем глубже забирался под землю. Он иногда подумывал, не стать ли ему до конца жизни смотрителем какого-нибудь подземного склада или администратором пещеры, в которую водят туристов.