И войны становились все более кровопролитными. Поначалу еще трудно было заметить какое-то ускорение, но к наступлению XX столетия процесс напоминал сход лавин. О характеристиках "лавинообразности" дают представление другие цифры: данные о потерях на поле боя и среди мирного населения.
Несколько стоп-кадров истории.
5 апреля 1242 года, южная часть Чудского озера. Атаковав русскую дружину князя Александра Невского (численностью в 15–17 тысяч человек), ливонские и датские рыцари-крестоносцы, "прошибошася свиньёю сквозе полк", завязали сражение, вошедшее в историю под названием Ледовое побоище. Результат его хорошо известен, однако не все с ходу вспомнят о числе убитых в этой кровопролитнейшей для своего времени битве. Погибло же 400 рыцарей, в большинстве своем они утонули, подломив тяжестью доспехов талый весенний лед. Гораздо больше пало кнехтов, а также воинов из чуди и эстов[14], добавляет, цитируя летописцев, Большая Советская Энциклопедия.
Век спустя "прогресс" — если применять это слово к смертоносности военных действий — еще слабо ощутим. 26 августа 1346 года, деревушка Креси на северо-востоке Франции. Тоже ожесточенная битва, в которой войска английского короля разгромили цвет местного рыцарства. Для полутора тысяч французов смерть в бою оказалась лучшей участью, чем позор плена (всего в битве участвовало от 30 до 40 тысяч воинов)…
Можно и дальше продолжать в том же духе, неспешно переходя из века в век (в следующем столетии заметным событием военной истории стал Грюнвальд, где счет убитым перевалил за десяток тысяч). Но почему бы не сделать сразу огромный — почти на шесть столетий! — скачок в будущее? Тем более что он не потребует от нас каких-то значительных передвижений в пространстве.
Деревня Креси, о которой только что шла речь, расположена на территории современного французского департамента Сомма. По странному совпадению "почти на том же месте", чуть восточнее Амьена, спустя 600 лет снова кипело сражение — но по сравнению с ним кровавая сеча времен Столетней войны покажется уличной дракой мальчишек. С 1 июля по 18 ноября 1916 года англо-французские войска (на этот раз история определила их в один лагерь) пытались прорвать оборону немцев, бросив в бой свыше 50 дивизий, причем артподготовка к наступлению длилась безостановочно семь суток… Результат затраченных усилий оказался мизерным: удалось продвинуться вперед всего на 12 километров, при этом союзники ухитрились потерять около 800 тысяч человек убитыми! (У немцев — "всего" полмиллиона…)
Не зная точных данных, рискну все же утверждать, что в середине XIV века на всей территории Франции, вероятно, не нашлось бы такого количества мужчин, способных носить оружие, как погибло в одном сражении первой мировой войны.
Впрочем, какие-то цифры для сравнения отыскать удалось. В XVII веке общие потери в войнах среди европейского населения составили 3,3 миллиона человек, в XVIII — 5,4, в XIX — начале XX века — 5,7; наконец, две мировые войны унесли соответственно около 10 и 50 миллионов… Другими словами, во второй мировой войне погибло вдвое больше европейцев, чем за предыдущие три с половиной столетия (а с учетом первой производной — ускорения этой "мясорубки", — то, вероятно, и больше, чем за все столетия новой эры)!
Очень скоро война явила свое до поры скрытое и, как оказалось, самое гибельное качество — глобальность.
До XX столетия об этом впору было только догадываться (отсутствие знаний привело к своеобразному "безразличию" к войнам — пусть сегодня где-то полыхает пожар, лишь бы на наш дом не перекинулось!), но уже первые десятилетия нового века подтвердили догадку. "Безвозвратно канули в вечность те времена, когда войны велись наемниками или представителями полуоторванной от народа касты. Войны ведутся теперь народами"[15]. Этот вывод Ленин сделал в 1905 году, по горячим следам событий: работа называлась "Падение Порт-Артура"…
Капиталистическое общество вступало в новую стадию своего развития, и теория войны и мира, которая должна была теперь учитывать и войны мировые, требовала нового осмысления. Или даже радикальной переформулировки: они становились все более угрожающими, а революция в военной технике делала результат их практически непредсказуемым. Впрочем, теорий хватало, но ни одна не смогла избежать внутренних противоречий. Тем более предсказать дальнейшую эволюцию войн (не удовлетворила, как говорят ученые, принципу эвристичности).
Эту задачу решили основоположники марксизма в рамках принципиально нового революционного учения о человеческом обществе. Главное, надо было попять и проанализировать на историческом опыте классовый характер войны. Собственно, само понимание ее как явления общественно-политического, присущего классовым общественно-экономическим формациям, позволило сделать смелое заключение о его неизбежном отмирании в будущем.