Это позор. Намджун уличил его во лжи и сейчас это все, о чем может думать омега. Даже Совет, лишение должности, людская молва, все это отходит на задний план. Джину стыдно перед Намджуном. До слез. Они рвутся наружу, душат омегу, и тому приходится часто-часто моргать, лишь бы отогнать их и не пасть еще ниже.
— Тебе лучше уйти, — собрав всю волю, настаивает Джин. — Пожалуйста.
Смотрит так, что у альфы внутри все разносит. Намджун тверд, как гранит, несгибаем и непоколебим. Альфа всегда знает, чего хочет, и всегда получает, но взгляд этих затуманенных похотью глаз, сквозь которую все равно отчетливо просачивается дотягивающаяся даже до него боль, что-то меняет. Переставляет приоритеты Кима и выносит Джина и его желания на передний план. Хотя омегу хочется невыносимо. До ноющих костей и чешущихся ладоней. Прикоснуться бы. Вдохнуть бы его запах поближе, коснуться бы губами его губ. Сколько он о них думает? Да все последнее время. Все последние дни и часы. Джин прочно сидит в голове, управляет мыслями и не дает продохнуть.
Намджун — везучий сукин сын. Он поздравляет себя мысленно, понимая, что у Джина теперь уже окончательно нет шансов от него избавиться. Ким и так давно решил, что Джин будет его, а теперь он уверен. Намджун не знал до него, что такое любовь, но он полюбил его еще бетой. И это и есть самый главный экзамен, который альфа прошел. Сомнений в его чувствах нет, и у Джина их быть не должно. Но сейчас Намджун послушается, пусть зверь внутри рвет на части его плоть, бьется в агонии и тянется к омеге, Намджун выполнит просьбу своего омеги. Джин и его желания важнее всего, даже желаний Кима.
Намджун грубо выругивается и идет в коридор. Выйти бы на воздух. Перестать бы дышать им. Это невыносимо. Будто высшие силы собрались и устроили Намджуну изысканную пытку. Намджун выходит за изуродованную собственными руками дверь, прикрывает ее и прислоняется к ней лбом с обратной стороны. Впервые в жизни Намджун уступил. Впервые в жизни он сделал то, чего не хотел. Альфе тяжело от мыслей, устроивших хаос в голове, упорядочить их не кажется чем-то возможным. Почему с этим омегой хочется церемониться, почему не хочется применять силу — вернуться в квартиру и забрать свое. Альфа внутри уговаривает, подбивает на то, чтобы Намджун вернулся, чтобы прижал омегу к себе, но Ким не сдается. Продолжает так и стоять, прислонившись к чужой двери, и надеется, что его отпустит. Хотя надеяться глупо.
Джин, кое-как пережив первичный шок от своего позора, плетется в коридор проверить дверь и придумать, что с ней сделать, как запереть на ключ. Омега прислоняется лбом к черной обшивке и глубоко вдыхает пока еще не совсем растворившийся в воздухе аромат. От Намджуна в жилах кровь густеет, вмиг тяжелеет и застывает вязкой жижей в сосудах. Джин прикрывает глаза и сползает на пол, поняв, что больше нет сил ни бороться, ни сопротивляться и уж тем более изображать из себя героя, положившего на алтарь все ради мечты отца. И даже свое личное счастье, которое Джин думал никогда не встретит. Но встретил и упустил. Джин его просто не заслуживает. Омега обхватывает руками колени и, уткнувшись в них лицом, начинает тихо плакать. Джин ненавидит себя за свою слабость, за то, что он столько лет прекрасно держался, а тут одно появление Намджуна, и все летит в тартарары. Все кажется бессмысленным. Будто Джин впустую потратил всю свою жизнь. Омега всегда стойко держался, прекрасно изображал на людях непробиваемую глыбу, но все кончено. Джин плюет на остатки своей гордости и уже переходит на громкие рыданья, надеясь, что хотя бы слезы помогут унять режущую где-то под грудиной боль.
Намджун чувствует усилившийся запах, обхватывает пальцами ручку, но дверь потянуть на себя не рискует. Он ведь альфа, он дал себе слово, что не пойдет против желаний омеги, и он его выполнит. Правда, один глухой всхлип из-за двери, и разум, обещания и принципы идут нахуй. Намджун рывком тянет на себя дверь и, увидев сидящего на полу зареванного омегу, подлетает к нему и сжимает в объятиях. Джин не успевает опомниться, как оказывается в сильных руках, рывком поднявших его с пола и вжавших в стену.
— Я не могу, — четко выговаривает каждое слово альфа и впивается в такие желанные губы. Отрывается, чтобы поцелуями стереть слезы со скул, подбородка, снова целует в губы, сильнее прижимает к себе и шепчет слова успокоения. Джин, как марионетка, в его руках, он только успевает глотнуть кислорода, цепляется пальцами за сильные плечи, сам не понимает, то ли отталкивает, то ли ближе притягивает альфу.
Намджун уже перешел черту — он уже прикоснулся к нему, он отпил с этих сахарных губ, и теперь остановиться не вариант. Остатки разума альфы окончательно потонули в слабом стоне омеги прямо в губы. Пусть Джин пытается сопротивляться, даже давит ладонями на грудь альфы, другая большая его часть все равно тянется к нему, он послушно раскрывает губы, принимает, льнет и трется о сильное тело. Намджун чувствует себя влюбленным мальчишкой, сам мысленно усмехается тому, как одно осознание, что Джин в его руках взрывает, наполняет его счастьем. Кажется, альфа с ним только что и познакомился. Счастьем оказались вовсе не крупные проекты и многомиллионные сделки, не очередная победа на очередной войне, счастье оказалось высокого роста, с нежной кожей и сладкими, как мед, губами. Счастье пахнет лаймом, и Ким его нашел. Больше не отпустит.
Намджун поднимает Джина на руки и, спросив, где спальня, идет туда. Омега уже полностью сдался. Течка и любимый альфа — адская смесь, а кто такой Джин чтобы сопротивляться? Тут никто не сможет. Вот и Джин будет гореть в этом пламени, притом добровольно. О последствиях омега подумает утром, хотя как бы он хотел, чтобы оно не наступало никогда. Чтобы Намджун был рядом и так близко всегда. Джин покорно поднимает руки и позволяет альфе избавить себя от футболки. У Джина никогда никого не было. Но ему с Намджуном хорошо и спокойно, будто они знают друг друга сто лет, будто так и должно быть. Он только немного стесняется, когда Намджун стаскивает с него шорты и белье, но стыд уходит на задний план сразу же, стоит альфе вновь прильнуть к его губам.
Намджун целует хаотично, пытается дотянуться везде, не оставить ни один миллиметр без внимания. Ему будто дали самое долгожданное и желанное, и он боится не успеть, боится что-то пропустить. Ким продолжает покрывать поцелуями ключицы и шею омеги, спускается ниже и обхватывает губами бусинку соска. Джин зарывается руками в его волосы, прижимает ближе и выгибается, подставляясь под поцелуи. Омега не контролирует свое тело, течка вышибает остатки разума, и Джин мечется по простыни, размазывая смазку и требуя конкретных действий. Сам тянется к брюкам альфы, но сразу же получает по рукам. Ким сам стаскивает с себя всю одежду и, не глядя, бросает на пол. Джин заворожено рассматривает красивое тело, проводит подушечками пальцев по накаченной груди, прессу и, толкнув альфу спиной на постель, устраивается сверху. Гладит шрам, тянущийся от левой груди Намджуна к ребрам на правой стороне, и, нагнувшись, покрывает его легкими поцелуями.
— Я помню, — нежно говорит омега и продолжает водить по шраму пальцем. — Я тогда сильно испугался, когда сказали, что ты ранен. Потом придумал причину, мол, забыл тебя предупредить о встрече и снова позвонил. Успокоился, только когда услышал твой голос, а до этого плакал, как идиот, в туалете.
Намджуна от такой нежности кроет. Он приподнимается на локтях и, притянув омегу к себе, крепко сжимает в обьятиях. Ким получил этот шрам в последней войне Домов. Тогда нож только рассек кожу, ничего серьезного, кроме вот уже на протяжении скольких лет сохранившегося шрама. Но то, что Джин его помнит, а самое главное, что переживал, заполняет нутро теплом, и Намджун не подберет слов, чтобы описать свои чувства, он сильнее прижимает омегу к себе и целует. Будто это Джину все и так скажет. И это говорит. Джин понимает без слов.
Намджун больше ждать не намерен. Всю жизнь ждал, ради этого момента жил. Достаточно. Альфа поворачивается, придавливает омегу к постели и разводит ему ноги.