Глава 4
Руся просил помочь по работе. Разнообразить деятельность мозга полезно. Делать: принимать телефонные звонки, регистрировать встречи по вопросам перевозки ГСМ. Но звонки оказались чрезвычайно редкими, а потом и вовсе пропали. Какая же это работа, общение и какая польза?
Она приложила руку ко лбу, прикрыла глаза. По самочувствию - будто пропрыгала час на одной ноге.
Нужно хорошенько отойти от минувшего путешествия.
Лежа на кровати, набросила на себя край пледа, развернулась, захватывая еще большую его часть, укрылась полностью, задремала.
"Без памяти… все удивляет, раздражает".
В душе качалось равновесием покой и семейственность. Окружение мягко о чем-то пошептывая, пело.
Найти в глубинке местечко, где ты сам точно есть, стопроцентно находишься, и нежно гладить самою себя по щекам, волосам, спине, провести пальцем ушибленную коленку, чтоб снять боль, и чувствовать, как приятно и хорошо просто быть: есть ты и есть.
«Пусть все летит живо, стремительно. Путается, прячется, расширяется. Пусть живут и здравствуют миллиарды ОСЧ! Надуманность? Пусть также живет. И я хочу жить саму себя, не менее и не более того. Можно же так?»
Ей снился сон. Клубы сигаретного дыма. Потом - арабеска. Ломти грязи взорвались по кругу. Земля зареготала и ходором шатнулась. Невозможно понять, что такое. Мир сна перекраивал последние события.
Пробудилась. Ком в горле. Встать и попить бы воды.
ОСЧ тоже пробудилось, ждало действий.
"В этом сне было что-то узнаваемое, не так ли?" – Спросила Оно. - Разметанные груды почвы, остатки клубящейся пыли...
- Нет, ничего. Ерунда какая-то.
Она вспомнила, как явственно ей привидился клок чубатого неба и оттуда - оборвыш луча, полузрелого, выскочившего нашкодившим мальчишкой, готовым сбежать тут же. Что это?
Уля открыла глаза и ахнула, задыхаясь собственным вдохом.
"Еще чего! Во сне разговариваю!»
Перевернулась, посмотрела в потолок, прижимая руку к груди, другая – незаметно самой себе теребила край подушки.
"Детали, разбавляющие жизнь, отвлекающие себя от себя, молчащие – необходимы. И небольшая беседа хоть перекинуться словечком, пусть с полулюбимым человечком так нужна. Ведь так можно жить, жить, хоть и полусчастливо. А кто живет по-другому?»
- Тяжело было на войне? - вдруг спросило ОСЧ, - каково это - стрелять?
- При чем тут я? – с разряженной хрипотцой ответила Ульяна.
- А направление-то, направление правильное держишь, - доказывало свое присутствие ОСЧ.
- Какое еще направление? Где я и где война? – спокойно ответила Ульяна, чувствуя, как притворен тон ее речи.
ОСЧ улыбалось. Оно улыбалось ровно той чудинкой, которую Ульяна уж видала сегодня в махагони, разумевшей себе что-то на уме.
"И что?" - подгоняла девушка.
ОСЧ молчало.
Ульяна поднялась с кровати, пошла в ванную, умыться. Холодная вода пыхнула из крана, взбадривая внезапным хлопком. Недавно, видимо, сантехники перекрывали воду. Три-четыре плеска холодной водой в лицо, и - другое настроение.
Долго терлась бархатным полотенцем.
"Детали привлекают интрижку, но ты умей разделять свое и чужое. Чужое отвлекает тебя от себя, принуждает купаться в общей купели, а одиночество разбивает общее на полезные личные часы, от которых, впрочем, как говорилось, тоже требуется избавляться".
Высунувшись из полотенца, уперлась взглядом в зеркало, на раскрасневшийся нос. Пощупала его, поворошила ноздрями, кругом поводила губами. Сложила полотенце аккуратно, в три приема. Вышла.
В этих военных стрельбищах, что ежедневно показывают по телевизору, есть что-то исключительно больное, идущее вразрез старающейся детализироваться здоровой жизни. Детали ртутные крупицами, стягиваются друг к дружке, склеиваются, схватываются конгломератом в стальную лужицу. Патриотизм, долг, обязанность, любовь. Это способствует привлечению массы раздумывающих, нестойких, которых потом бросают в воронку войны.