"Все родное так рядом".
И она снова взялась считать приблизительное количество шагов до входной двери, рассчитывать секунды, на которые придется потратиться, прежде чем выскочить отсюда, когда сумасшедший охранник окажется к ней спиной.
- Ты – жена моя, Уля. – Говорил он, шагая по комнате.
- Славку жаль... – Он, приостанавливаясь, бросил на девушку взгляд. - Ты держала его в своих руках и рыдала. У меня все это перед глазами.
Он потрясывал перед своим лицом своими огромными руками. Она видела, как до неузнаваемости, уродливо искажено было его лицо.
- Все мы примеряли смерть на себе, но не всех она выхватила. – Говорил он, - Подумай, разве Славка мог простить бы тебе, что ты потеряла эту чертову память? Нет! И мне – нет, что не смог уберечь… Не знаю... – В его глазах медленно восстанавливалось что-то среднее, подобно человеческому. Он стоял и смотрел на нее этим выражением. Что он думал?
Вакуум царил в ее голове.
- Потому я здесь, Уля. – Продолжил он, не найдя во внешности ее отклика. - Только как тебе живется с этим, не пойму. Я всегда думал - в тебе больше сил, жизненности, непокоренности. Больше, чем во всех остальных. Я любил тебя за это, люблю...
Он замолк, как захлебнулся. Она видела, как жестко двигался кадык в его небритой шее.
Ему нужно было овладеть собой, взять себя в руки, и тогда все будет хорошо. Она молилась за это.
Успокоившись как-будто, широкая грудь прерывисто взбухла, вздохнула, он продолжил:
- После того, как ты получила ранение, я отправил тебя в тыл и потерял. Нашел здесь в чужой квартире, спустя полгода. Искал и на той и на этой стороне, на том и на этом свете, по городам, селам, больницам, моргам, среди безымянных. И вот – ты. Моя ничегонепомнящая девчонка!
Аркадий установил на ней тяжелый фантастический взгляд.
"Ах, если бы я знала, - отвечала она, - чем я могу помочь тебе?"
Она чувствовала, в кармашке давящий торс телефона, но мысль о вызове полиции была не верна. Она и слова не успеет вымолвить.
«Руся, Руся, где ты?» - Звала она мужа.
Грани лица Аркадия обострились, он снова принялся ходить по комнате.
- В тот злополучный день, - говорил он, - тебя ранили семьсот шестидесятой. Я подумал в ту секунду - все. Ты держалась за голову, из-под пальцев хрустела кровь. Ты глядела, а в глазах – шлам, пыль. Потом отключилась. Я вынес тебя в тыл, передал в санчасть. Мне пришлось вернуться на позицию… Поэтапно я знал, где ты и что тобой. Я приезжал к тебе в госпиталь, тогда ты уже путалась, а потом и вовсе исчезла.
Аркадий прошел к стулу, взял его и переставил в другое место.
- Я уверен ты, все вспомнишь, вернешься. Мне, Уличка, более в жизни ничего не надо. Ты сильная, ты сможешь...
Он сел, молчал, уставясь на ее щиколотки:
- Знаешь, что самое главное с жизни? – Проговорил он. - Честность. Самое главное в жизни, Уля, честность. Запомни это. Вся жизнь состоит из кусков и обломков. Жизнь рваная, косматая. Что бы тебе кто не говорил. Вряд ли найдешь на земле такую суку, изменчивую, непостоянную в людских надеждах.
Жизнь никому не зареклась быть верной, и любая истина, хоть пропиши ее в бетоне, заложи в бриллиант, - ложь. Потому как всякий человек в ней болтается, и болтаться будет, и обманут будет. Тот, Кто придумал этот хаос, мог, конечно, найти правильное решение каждой вещи, но Он оставил это нам, не закончив свое дело до конца. Доверился. А мы? Каков срок правду довести? Срок ничтожен, ни на что не хватает, - ни на правду, ни на счастье. Жизнь – расстояние от чистого человеческого вздоха до пули в грудь, до тяжести, до последнего вздоха, а между тем – труха.
Но честность выжигает все: ложь, хаос, предательство, войну, все. Что ты прочитаешь с выжженного листа? Последнее слово всегда за честностью, за честью.
Она не нуждается ни в правде, ни в истинности. Она сама по себе есть, и терпит лишения вместе с нами, людьми. Ее не надо искать, она всегда рядом. На ней мир стоял и стоит. Честность надо уметь распознать.
Всегда, Уля, идет, волочится что-то, кто-то впереди тебя. Всегда. А сознательно впереди себя надо давать дорогу только ей, честности, тогда и жив, и здоров будешь.
Он подумал, продолжил:
- Бежишь, обнимая родных и близких, тех, с которыми спорил когда-то, которые обижены на тебя, может быть, желчно чесали языками, сплотившись определенным образом, временно, щерясь на тебя. Но за правдой все прежние дни, месяцы, годы растворяются, словно в царской водке. Все меняется, возвращается к добру, в конце концов. Ведь человеку необходимо и сквозь десятки лет быть отмытым, чистым, вернуться хотя бы к исходной точке честности. В этом смысл.
Глядя правдиво друг другу в глаза, товарищу, бойцу, другу, любимой, ты знаешь, что можешь точно надеяться на что-то, потому как нет такого ремонтного закона, дабы перевернуть устроенный мир вдруг, неожиданно вверх дном.
Во всем существуют минуты осмысления. И человек человеку в эти минуты успеет ответить взаимностью.
Если бы ты постаралась ради меня, ради Славки, ради памяти наших родителей говорить то, что чувствуешь, только правду, честно... Мы с тобой могли бы вывернуться из этой чудовищной грязи. Я ведь тебя, один на один, на растерзание не отдам, нет, Уля, не отдам.
- Руслан... - прошептала она.
- Руслан? - Аркадий рассмеялся. - Спутать сознание, принудить тебя растерять память – вот, кто твой Руслан. Ты себе никогда не позволила бы этого, Уля, - так ломать себя, свою волю…
Ульяна привстала, откуда только смелость взялась? Аркадий, замолкнув, медленно перевел взгляд куда-то в живот ей. Она, не переставая удивляться тому, что делает, решимости своей, прошла мимо, запахивая халат потуже, прошла в ванную, открыла кран холодной воды, лила воду на руки долго, пока они не замерзли. Но ей казалось, только вода существовала живой поддержкой ей, здесь, в этой сумасбродной квартире. Оживившись ею, Ульяна приходила в себя.
Облила лицо. Вода затекла за пазуху. Вытерлась досуха. Посмотрелась в зеркало, не узнавая саму себя.
«Нет, сейчас не убежать».
Вернулась в комнату, где сидел в прежней позе, пригнувшись, воин-охранник, и с ходу спросила:
- Как твое настоящее имя?
Он нашел ее глаза:
- Я ждал, что ты спросишь.
- Ну? Что значит "В" в СМС?
- Владимир, - спокойно ответил он, и его широкая спина откинулась на спинку стула, и тот скрипнул.
- Владимир? – Повторила она, и глаза застелил туман.
Он кивнул. Его широкая ладонь подлетела, легла на макушку, он с силой прижал шевелюру.
- Надо время и старание, Уля. Все вернется. - Услышала она ответ.