Она ополоснула руки, вытерла досуха, подошла к зеркалу, попыталась, раздвинув волосы, еще раз вглядеться в природу шрама. Как - будто б он, третий, кроме ОСЧ и ее самой, мог что-то рассказать.
И снова смогла уцепить только краем глаза, а лучше, нащупать его, наскакивая подушечкой пальцев на острый алебастровый позвонок, закрытого кожицей червячка, изучать его очередной раз.
В конце концов, куда деваться? Жизнь бежит, шагает, хоть как. От нее не уйти, не выскользнуть. Приспосабливайся, прогибайся, хоть извивайся.
И Ульяна бралась за дела, стараясь отключиться от навязчивых мыслей.
«Нет, никак не может, - думала она, - чтобы преуспевающий бизнесмен, уважаемый человек, муж Руслан, мог сделать что-то отвратнонедопустимое. Пускай, его улыбка не так раскрыта, пусть внешность его не соответствует представлению идеала мужчины, что угодно пусть кажется, но он – добр, мил, и так много сделал для меня. И так славно плотно, скрупулезно сложено все в нем: движение, поступки, эмоции».
«Как же тебе хочется по-другому?»
Признак дурного мышления - подозревать человека невесть в чем, наговаривать на него даже внутренним голосом.
Только голова от этого болит.
Ульяна уходила в свою комнату, ложилась на кровать. Кисти на лоб, крест накрест. Проваливалась. Тело несло по желтой реке и казалось, утонет вот - вот, потеряется в белом, пышущем над рекой плотном беспросветном тумане, в пару, где начни дышать всей грудью - выбраться невозможно. Головокружение.
- Зачем же тогда ты вышла замуж, если хочешь развестись? - Спросил бы он.
- А сколько лет мы вместе? - формально отвлекающий вопрос.
- Я говорил - четыре года.
- Так мало, - ответила бы она и искала в себе ОСЧ, раззадоривая его, подтаскивая.
- Мало? - Он бы засмеялся. - Этого мало? Все пустым было, бесполезным? Годы...
В глазах его замерла бы грусть. И это радовало бы?
- Пусто прожитые, - вторила бы она, при том, пытаясь не испытывать ничего внутри себя, но черпать больше смелости, наглости отовсюду, и растить, растить паузу. А потом бы с удовольствием слушала, чем он аргументировал бы их счастливый четырехлетний союз.
Она слушала и ощущала, как стоит на краю мшелой извилистой скалы, куда завлекло ее опальное ОСЧ, и машет кому-то рукой.
Там было тепло, хорошо, уютно. Можно стоять сутками и думать, представлять, как бы у этого ОСЧ, имелось еще ОСЧ, а у второго – еще, и так до бесконечности. И в душе жар сильнее - сильнее надвигается, душит. И все это проходит и когда-нибудь восстанавливается, неваляшкой крутится на место.
- Я не хотел сделать больно, обидеть тебя. – Говорил бы Руслан. - Я хотел сказать, что очень, очень сильно люблю тебя и ведь ты - так же?
- Да-да, - ответила бы торопливо.
"Отвечать же что-то надо".
- Прости, - шепнул бы он ей в ухо и щекотал шершавыми губами.
- Да - да, - не останавливалась бы она в выигранной покорности и морщилась от полулестного прикосновения.
" От него все и исходит. Вся привязанность".
- Я люблю тебя. – Говорил бы он. - Никто в жизни мне не нужен, кроме тебя. Я вижу тебя во снах, думаю о тебе, когда иду, еду. На работе и после. Ты - жизнь, судьба моя... Мне большего желать нечего...
- Что?
В его глазах предвкушение.
- Что? – Громче повторила она.
- Скажи и ты мне это.
- Я не знаю, Руслан, не знаю, не знаю…
Ульяна вспыхнула. Глаза открылись. В сердце тревожно.
«Не помню, не помню...»
"Стоп! Полно химерических образов!"
Душа, как коляска в грязной тряске под час клячистой дороги, завалилась на бок в ржавую почву, выпали из нее коробочки, сумочки, обувка, все рассыпалось вокруг. Предметы - дорогой нектар прежних дней. И все медленно тонет в рыхлом месиве, затягиваясь одно за другим после продолжительных ливней.
«Дыши ровно! Успокойся! Слава Богу, ничего еще не испорчено, не предпринято».
"Что же сделала я в прошлой жизни, что же сделал ты тогда? Что стало причиной мучительных вопросов? Всякий раз распинаю себя на дыбе, выколачиваю".
В голове молнией предупреждающая боль, условно пронизывающая рефленным стержнем-арматурой, и ожидание, когда приступить ему к суровым обязанностям? А?
Ульяна замерла. Несколько мгновений, чтобы дать понять - не лезь, пожалуйста, не атакуй, прости…
И вот воля взята. Ульяна не думает ни о чем, а несообразные изыскания таракашками разбегаются по сторонам.
"Хорошо, хорошо, - говорила она себе, сморщивая лоб - я закончила. Все - все - все".
Физика боли уходила и являлась аура. Ювенальная. Она являлась в любом случае. Опьянением после победы или поражения. Одной и той же с тех пор еще, когда Ульяна помнила себя с повязкой на глазах в больнице, сухим ртом и витающим рядом голосом врача.
Боже, как Руслану много пришлось пережить! Страшно.
Картинки шумели белым шумом, расширялись, размывались, исчезали.
Глава 3