- Ни пивши, ни евши и поп помрет. В следующий раз, жрать не будете - на расстрел - по одному.
После этой фразы я увидел, как всю фигуру Никселя слегка откинуло назад, будто удовлетворении от сказанного. Что он там думал на самом деле? Но вот кто-то из арестантов поднялся, и пошел в его сторону. Ведро опустилось на пол. Фигура майора выпрямилась.
Глаза арестанта и майора скрестились. Рука моего атамана, мне было хорошо видно, пошла назад, к кобуре. Арестант же резко поменял направление и свернул к другому ведру - с отходами, поднял его под еще более обострившийся взгляд Никселя, взялся за веревку.
- Постой, ублюдок. Уйду, потом будешь тянуть. - Громом прозвучал голос майора.
«Мамонт войны». За внушительный рост, расклинивающуюся бороду – такую кличку дали майору наши.
Я видел, как рука «мамонта» снялась с кабуры, снова пошла на то место, указательным пальцем вперед. Заметил и брезгливую мимику в его лице, и понял, что может случиться что-то непоправимое. Бунтарь - арестант бросил веревку, наклонился к ведру и взялся за ручку.
"А что если хлестнет помоями"!
Я замер. На лице Никселя перебежчивая ухмылка. Край ряда кипенных, снежно-белых зубов тонкой щелью оголился. С моей же позиции, стилет только жестче уперся мне в подбородок. От кончика его уже сочилась тонкой струйкой кровь...
- Вася! - кто-то выкрикнул.
Пленный оставил ведро. Ручка гряцнула. Он пошел назад.
- Ну? - произнес Никсель и пальцем провел по лбу, отирая пот.
- Дайте доктора, раненому худо! – прозвучало требование.
Никсель пораздумал. На лице его, кажется, ничего не отобразилось на предложенные слова, он развернулся и стал подниматься наверх, не оглядываясь, придерживая свое огромное тело в благополучном равновесии.
- Эй, слышишь! - окликнули его.
- Ща я вам дам человечка. – Небрежно кинул майор. - Помои выбросьте… Ща зайдет.
- Ты, сука, прошлый раз обещал. Так и умер на руках... Труп хотите?
- Врача я поищу, - ответствовал «Мамонт» спиной, - но если на одного сего дня полиняете, то тоже не плохо. Завтра и заберем.
- Да ты, сука, понимаешь?
- Обмен когда? – крикнул другой.
- Какой нах... обмен? Подвал освобождайте, ребята. – Обернулся «Мамонт», - Вы в яме без прострелов и ран должны лежать, а тут... Какой обмен? Обмен - вторых ждет, а вас грех и показать. Амба, други!
Никсель уже закрывал дверь, когда снизу возник срывающийся молодой голос в песне:
"Без свині, як без води,
Ні туди, і ні сюди,
І весилля, і хрестини, не обходяться без свинні..."
Дверь замерла в полуобороте. Две секунды за ней раздумывали и вот: она резко подалась, весело взвизгнули петли, свет вновь повалился в подвал. Никсель шагнул внутрь, тяжело дыша.
- А кто у нас умный? Уши отрезать? Я в Чечне делывал. Вы кусками, г…, вылезете или живьем, твари, сгниете, укроносцы. Поклясться?
- Ерунда, - прозвучало снизу полудушное возражение. Здесь внизу, оно звучало, как полуживое.
А тот прежний песенник, голос которого слышали, продолжил, не снизив дискант:
- Як там на Україні, повітря - проти або за? Ссать зручно?
- Чт...? - Кратко сухо сорвалось с больших губ майора.
Я уже знал, чем это грозит. И его в это раз скорый беззвучный спуск только подтверждал опасения. В этот раз лестница ходила в разбой. Одна рука «мамонта» взятая в кулак нервно трепыхалась.
"Это даже более, чем я предполагал… На что надеется выскочка?" - думал я. – Или есть план?»
Повторюсь, сапоги на Никселе плотно усаженные, несмотря на грузный массив тела, ступали все же мягко. И вот шатко затолкалась, балансируя, его фигура к концу ступеней. С боку кабура билась о бедро. Перекладины лестницы, кажется, еще потрескивали даже уже после того, как Никсель стоял внизу.
В руке его, откуда взялся, сверкнул армейский нож.
Разворачивая лезвием, он подошел к одному из пленных, ухватил его за ворот рвущейся рубашки. Кто-то вскрикнул. Но не верилось… Мамонт легонько дал свободной рукой в живот бойцу.
Пленник закашлялся вперемежку со смехом, побелел и затих. Мой атаман дал назад шаг, глядя себе под ноги, боясь испачкаться. Арестант выпрямился, как умел и произнес:
- Врача давай!
- Так это ты тут крайний? - Исказилось лицо «мамонта» разворачивая перекошенный ряд крепких восковых зубов.
Бесшумно, гладко влетела его другая рука с ножом в живот пленному почти по самую рукоять. Никто ничего не успел понять.
Пленный стоял, широко глядел в лицо убийце, кривился, издавая какой-то сдавленный звук, взялся за живот и отплевывал изо рта кровь. Никсель же развернулся солдатиком, стряхнув нож, и решительно быстро стал подниматься. Лестница такого шага могла не выдержать.