- Я решил. - Произнес охранник, строго взглянув на нее.
"Момент... Будет золотой момент, который я не упущу, – думала она, - ради него, ради этого момента и нужно оставаться еще хоть чуточку хитрой, хитрой…"
- По-другому, Ульяна, не получится. - Говорил он.
Она глядела, слышала, видела и пыталась уловить хоть горсточку целесообразности в его речи.
«Где-то же должен быть разумный хвостик? Геройские штучки. Может быть, он шутит? И разве так шутят? Прийти в чужой дом, рассказать байки, и обустроиться за счет этого. Жить со мной в одной квартире и…
Но посягать на жизнь чужого человека! Чужой семьи, так счастливо любящей друг друга, так страстно… Какое ты право имеешь?"
- Я зашел сегодня ночью в твою комнату, Уля, и долго сидел рядом с тобой. Я думал, как же ты могла быть с этим … чужим человеком. Уля, как?
В его причитающих словах, плачущих глазах ожидание ее «раскаяния»?
«Ничтожество…»
Девушка увидела, как, отодвинувшись к винтовке, он взял ее в руки. Щелкнул затвором.
- Безотказная вещь, отличная. - Сказал он, причмокнув губами нарочито нагло, - а ты, как в кино, заложницей согласишься быть?
Ульяна переводила взгляд с него на винтовку и обратно. В груди теснилось.
- Не бойся, - Сказал он, чуть развязней, - я сам без тебя все сделаю. Р-раз и готово, - закончил с настораживающим понижением тона.
- Ты и в меня стрелял, правда? Пуля на балконе ведь отсюда? - спросила она, кивнув на дуло винтовки.
- Пуля? – Решил посмеяться он. - Какая пуля?
Ульяна почувствовала неразъясненную обиду, чистое уничижение, и следствием - непреодолимое желание подняться, соскочить – дать пощечину или что-то такое, расцарапать... убить!
Отстегнутый карабин от винтовки хлястиком упал на пол, звонко звякнув.
В Ульяне сказало четко внутрь себя: " Я скоро буду мертва".
- Да, выстрел был мой. - Признал «Аркадий – Владимир», - мне же нужно было доказать тебе кое-что.
- Что?
- Что фарс позади, Уля, что я нужен, минимум, как охранник тебе. Только не того от тех, а других от этого. Чтобы вынуть тебя, Ульяна, из этого дерьма, из этого ложного угла уюта деревянной уверенности. Чтобы доказать тебе, что ты сейчас не есть ты. И ты должна понять это. Хотя бы понять для начала.
" Боже, - думалось Ульяне, - он сумасшедший! Он сверхсумасшедший!"
- Из соседского балкона. – Продолжил он. - Стрелял, да. И, заметь, только после этого ты стала уживчивее. И отношение ко мне у тебя вдруг эдак изменилось, не так ли?
«Владимир – Аркадий» на этом месте занялся посмеиваться куда-то сам в себя.
«Беспричинно».
- Втерся в доверие, значит? – Произнесла Ульяна подломанным голосом.
В ответ - он и с ней поделился усмешкой.
- Ладно. У нас останется мало времени, чтобы уйти благополучно. Я прошу, - сказал он и зачем-то протянул руку, только ради того, чтобы мелко постучать пальцами по столу, - нужно собрать сумку с необходимыми, дорогими тебе вещами. Остальное, не заботься, - у нас все есть в нашем доме.
«Это серьезно»?
Очень странное чувство пробудилось в Ульяне, и сказало: "Вот ничтожество ты!"
Рука сумасшедшего воина держалась за винтовку.
Ульяна, пока имелась секунда, ответила ОСЧ: «Какая же я ничтожество? Я?»
«Ты боишься?» - Блеснуло ОСЧ и замолкло.
Тогда она сама додумала: «Будто он думает: я боюсь, и можно продолжать в том же стиле то, что ему будет угодно?»
Ульяна поднялась для того, чтобы пройти к пистолету. Она точно не представляла, как что случиться, но надо было же с чего-то начинать. Или заканчивать?
Он задержал ее у двери.
- Ты должен уйти. – Сказала она, останавливаясь. - Мы не договаривались ни о каком таком… Никакой стрельбы не будет!
- Сядь! – Приказал он.
Она помедлила, не веря ушам, но он повторил тем же требованием прямо ей в ухо. Пошатнувшись, но опираясь лишь на прежнюю идею «быть хитрой, хитрой», она заставила себя вернуться на место.
- И что? – спросила, присаживаясь, занимаясь густо краской до самых кончиков ушей.
"Ничтожество ты!" – Плюнуло в ней.
Владимир шумно выдохнул, надувая щеки.
- Так-с, так-с, так-с... Извини, мне надоело. Я не вижу смысла крутить-вертеть. Я наблюдаю за тобой не один день и вижу - ты исчезаешь, ежеминутно расстаешься со мной, с собой. Прости!
Он замолчал, задумался. Она ждала. Хоть и думалось как-то послеспазменно, расслаблено:
«Чего это он там раздумывает?»
И вот охранник поднялся, отставив, чуть не бросив, винтовку, подскочил к ней, сполз вниз к ее ногам, оказавшись на двух коленах.
Она успела только раскрыть рот, всплеснуть руками, едва не захлебываясь корнем собственного языка, резким вздохом.