Кто счастливо не тужил это время, рдел лживой гордостью за героев, отчаянных киборгов, кто набивал карманы хитроватыми комбинациями, не сидел в яме с параллаксом, не дышал горькой пылью, над ним не визжали голодные журчащие пули, тот не видел выстеленную дорогу к Всевышнему, Тому Самому, где рядом параллельно – дорога в ад.
Каждый должен ответить за войну, убиенных детишек и лиц, затянутых черной почвой. Я хочу, Уля, чтобы все отметили - прошлого нет, оно не теряется под теплым одеялом. Пусть самое дырявое, оно найдет причину всех причин. Сфокусируется не лгать: ни третьему, ни второму, ни первому.
Дорога Совести сплетена из всего подручного. Она вымучена, она неловка, но тем умывается. Совесть без зубов, но грызет до смерти. Свинец в тело – вот доказательство ее присутствия.
Ульяна слушала.
- Не оставлю я тебя, так что... Дело чести.
- Тебя найдут, … - произнесла она, - судят.
«Аркадий-Владимир» ухмыльнулся. Дробной волной прокатилась в его лице неугомонная, но тут притихающая уверенность. Ульяне показалось - здравый смысл, может быть частью, возвращалась к воину, и он мог осознать свое безумие, но он продолжал в своем стиле:
- Ошибаешься, женушка. Мы вернемся к себе домой, в наш поселок. Там меня помнят добровольцем республики. То, да се. Амнистия. Документы у меня разные имеются, на все стороны жизни. Проживем. Черт ногу не подложит. Выкрутимся. Главное – перед собой честным... Где ты и что делала, о тебе мало известно. Ты здесь - звезда! А там таких звезд ... Ну, а если придется, - жесткой пойдет чистка, тогда и оружие достанем. Как в Финляндии, - у каждого своя винтовка. Мне не жаль разменять жизнь хоть на единого исключительного гада. Но этого исключительного я подыщу.
Она видела, серое беспросветное замирающее что-то в глазах «Аркадия-Владимира» , - муть, облачность. Оно перемешивалось, вспыхивало.
" О чем говорит? На что надеется?»
"Хоть ты, Уля, будь разумнее, - рассуждала Ульяна – и хитрее, хитрее… Подумай сто раз, прежде чем сказать, выразить. Придет время, час, минутка…"
Рывком Владимир подошел к окну. Он глядел вдаль, поверх многоэтажек, потом перевел наблюдение вниз, отмеривая что-то. Плечи его приподнялись.
«Это манера быть в пределе внимания?»
Ульяна увидела радужку, потом картинка дрогнула. Прилив чудных сил. Стало тепло и хорошо, как словно б кто-то вошел, кто давно хотел войти, грубо толкнув дверь и сел на привычное место. Аура.
Ульяна видела охраниковы подпрыгивающие жесты, фигуру этого большого человека, то, что он выделывает теперь, и всплыл вопрос:
"Может быть, ты признаешь его? Владимир – имя, ему идет ведь. Может быть, этим что-то сможешь исправить? И разве не правдоподобно то, о чем он говорил?»
А потом - вопрос колом: «Уля, зачем тебе это?"
Владимир обернулся:
- Что?
Ульяна покачала головой.
- Ничего.
- В порядке?
Пару секунд он уделил ей, потом вернулся к своему занятию. Он взялся за винтовку, настраивать что-то в ней.
"Точное воспоминание, откуда оно идет? Знание приходит с изучением предметов, погружением в них опыта, а воспоминание? Оно живет само по себе? Или оно уже было во мне?"
Дух перехватило, замерло, подутихло внутри.
Каждое утро, аккурат, она провожала мужа Руслана. Махала ему рукой, улыбалась. Потом встречалась с Очень Странным Чувством – ОСЧ. И так: день за днем. Все сносно, дружно, мирно сосуществовало. Хоть как-то.
И даже если всплески сомнений, то - что? Никому не мешал сторонний, побочный разговор, не пересекал дорогу. Но вот появился человек – охранник. И покой вышел.
ОСЧ, интуиция хочет знать, кто есть кто. Конкретно, без астигматизма.
Самой решать? Сколько в жизни еще вопросов, что жаждущее сердце должно вынести? Сколько веры, спокойствия еще потребуется? А потом - платить и платить втридорога за свои решения. Сколько же еще?
"Ах, если б держать ответ только за одну себя..."
Русланова любовь – ложь или, правда? Слова, цветы… Зачем? Зачем бы обещать, давать веру?
Что значит любовь? Любовь солдата? Куда ее притулить? Отчего она обнажена? Скука правит в мире. И бегство от скуки есть гордость, любовь.
При чем же память? Если любовь стремиться перекроить, переорать, втолочься во все, будучи бесконечно голодной, зачем память? Мы двигаемся на ощупь: от одного к другому. От одной любви к другой, от одного измора к другому, бежим от скуки... А память?
Все жарится в какой-то грязной, смрадной сковороде, тысячи раз использованной, перетягиваемой из рук в руки. Это жаркОе, которым всем не терпится закусить. И мыть расхожую посудину нет никакого резона. Она всегда в деле.
Память, отсутствие ее – отпуск или подарок, чтобы не стоять в очереди за той грязной сковородой. И в таком случае, чем этот Владимир хуже или лучше Руслана?
«И что из этого следует? Кого выгоднее любить на сегодняшний день?»
« Не правда ли – фигня какая! И если этот прикончит того, то, получается, любить можно и другого? О-ко-ле-си-ца!"
" Я останусь одна, тысячу лет одна, - сама с собой и очень странным чувством, чтобы вычиститься от месива нечистот, навязываемых чужими памятьями».
- Что ты там все шепчешь, Уля? - спросил Владимир, не оборачиваясь.
- Ничего.
- Когда в армию влились силы, а силы-то хорошие, - говорил «Аркадий – Владимир», не отрываясь от винтовки, - стали наглее.
- Ты ведь еще с СВД работала. Сейчас иного рода оружие. Полтора километра - на "ура" бьет. - Владимир обернулся, посмотрел на нее.
Морщинки в углах глаз сплющились.
Нет, она не понимала.
Он удовлетворился все же чем-то, отвернулся, продолжая работу, попеременно взглядывая в свой прибор.
- Скоро, дорогая, родная, скоро все закончится, - приговаривал он.
Поднял винтовку и установил на подоконник.