Выбрать главу

В 1991 году все военные программы по использованию морских млекопитающих в Крыму свернули. Боевые дельфины оказались никому не нужны. И большая их часть потом всплыла в дельфинариях Турции, Ирана, Дубая и Катара. А у Дементия от лучших времен остались только яркие воспоминания и одна-единственная фотография, которую он долго от всех прятал. На фотографии запечатлен молодой моряк, балансирующий в резиновой лодке, одной рукой он придерживает лихо заломленный спецназовский берет, другой — подбрасывает вверх рыбу. А за лодкой из воды в фонтане брызг выпрыгивает пятилетняя дельфиниха Радуга…

— Далеко Крым от Сибири? — интересуется у меня Дементий.

— Смотря на чем добираться, — говорю. — На самолете — не очень далеко, всего-то четыре с половиной часа. На поезде через Краснодар — четверо суток. А вот если пешком — очень далеко. Месяца три-четыре придется идти.

Дементий хмыкает.

— А ты в тайге был?

— Был.

— И как там?

— Ну, тайга — она разная, — говорю. — Есть сосновый бор, он красивый, относительно светлый, особенно в яркий солнечный день, идешь по нему, весь такой на подъеме, хрустишь задорно шишками и опавшей хвоей, ягодами лакомишься, насвистываешь, дышишь смолой, любуешься белками и бурундуками, слушаешь ветер, как он шумит в высоких кронах. А есть еловый урман, темный, почти непроходимый, где под ногами болото чавкает. Впрочем, ночью в любой тайге жутковато, хоть в светлой, хоть в темной. Бывает, так жутко становится, аж сердце из груди выпрыгивает. Мы в детстве с пацанами на спор ходили. Ночью больше десяти минут никто не выдерживал, голоса начинали слышать, звуки странные, а потом паника накатывала, и неслись мы назад с выпученными глазами и без ног.

— Везет тебе. А я всю жизнь тайгу мечтал увидеть, но так и не довелось.

— Насчет везения — это как посмотреть, — не соглашаюсь я. — Вот ты всю жизнь на море жил, а мне только один раз удалось его пощупать, когда в молодые годы отдыхал на Тузле. Мне даже плавать негде было научиться.

— На Тузле? — удивляется Дементий. — Я однажды на Тузле всю зиму проторчал безвылазно, когда в пансионате «Два моря» сторожем работал…

Я помню пансионат «Два моря». И пансионат «Альбатрос» помню. И еще был катер «Пион», который курсировал между Тузлой и причалом портофлота. Я вообще о Тузле вспоминаю часто, как ни странно. Вроде бы ничего не значащая полоска суши в Керченском проливе, в длину чуть больше шести километров, в ширину — три сотни метров максимум, ничего там не было, кроме заболоченных соленых озер и птиц, а поди ж ты, не отпускает она меня даже после разового посещения…

— Честно сказать, я бы тоже не отказался на Тузле перезимовать, — говорю с легкой завистью.

— Вот это ты, не подумав, сейчас сказал, — смеется Дементий. — В Керченском проливе люто-бешено штормит, а та зима была совсем штормовая, днями на улицу из здания конторы выйти не мог, ветер с ног сбивал. Там же волна, если чуть посильней, она и через остров может перемахнуть. В самые сильные шторма Тузла вся ходуном ходит. Иногда казалось, сейчас под воду уйдет. Но и шторма, я тебе скажу, не самое страшное. Когда мертвые голоса начинаешь слышать — вот это реально жуть…

— Мертвые голоса? Это как?

— Каком сверху! — хмыкает Дементий. — Обычные голоса мертвых людей.

У меня нет повода не верить Дементию, но все же…

— С тобой что, мертвые разговаривали?

— Не могу дать гарантию, что именно со мной. Скорее, они иногда просто бубнили вслух, причем почему-то все вместе, и получался такой равномерный гул. Но изредка я все же понимал, о чем они говорят.

— И о чем?

— Рассказывали себе, о том, как умерли. А что, тебе действительно интересно?

— Еще как, — киваю я, ощущая холодок в районе затылка. — Ты знал, что в древнегреческой географии район Керченского пролива был запретным для посещений местом? Как считали дорийцы, там располагался один из проходов в царство мертвых…

Дементий разводит руками и подкладывает мне черствых баранок.

— А еще мне один парень очень долго снился.

— Мертвый?

— Да нет, этот был живой вроде. Обычный парень, лет тридцати. Невысокий, худой, с усами. Либо украинец, либо русский. Весь январь снился и большую часть февраля. В моем сне у него жена погибла в автокатастрофе, и он с тоски хотел сначала с крыши сигануть, а потом на Тузлу приехал. Зачем приехал — я не очень понял. И он, значит, зимует на острове. И я зимую… Чем все кончилось, уже и не помню. Жутко мне было и от снов, и от голосов. Ты даже не представляешь как. И деваться, главное, некуда. Связи нет, сотовые телефоны тогда только у олигархов были и у бандитов. Сижу дурак дураком в центре Тузлы и не могу понять, снесло у меня крышу ветром насовсем или не насовсем. Я тебе первому про это рассказываю, кстати. Раньше как-то стрёмно было…