— Лё-о-оли-и-ик!!! — ревет пьяный хор «ахейцев».
Это они меня так зовут — Лёлик. Им кажется, что это смешно…
Пошарив рукой вокруг, я набираю горсть мелкой щебенки и медленно забрасываю камешками зеленую лужу под насыпью. По поверхности лужи расплывается радужная мазутная пленка…
— Лё-о-о-олик!
Из последних сил стараюсь не обращать внимания на пьяные вопли.
— Лё-о-о-ли-и-ик!
Когда же они угомонятся?
— Лё-о-о-ли-и-ик!
Нет, они никогда не угомонятся…
Осторожно спускаюсь с насыпи. У забора вспоминаю, что оставил на рельсах книгу. Приходится опять карабкаться наверх, где мой томик с «Илиадой» и «Одиссеей» уже дочитывает вечерний ветерок.
Гомер достался мне без первых страниц и выходных данных. Напечатан он был в каком-нибудь Ташкентском книжном издательстве, потом, судя по размытому синему штампу на семнадцатой странице, долго пылился на полке в одной из средних школ города Самарканда, а на древнюю крымскую землю попал, вероятно, с потоком беженцев и намотал, вероятно, не одну сотню километров, пока судьба не забросила его на кухню к Дементию, чтобы он мог стать наконец подставкой для донецкой чугунной сковороды. Именно под сковородой я его и приметил. Дементий в ответ на все мои претензии только развел руками: мол, знать не знал, что это литературный памятник. И тут же выразил готовность совершить обоюдовыгодный обмен — отдать раритет за две бутылки пива. В итоге мы с Дементием ударили по рукам, и с тех пор Гомер, перекочевав в мою палатку, которую я делю с Лёхой Хилесовым, стал своим гекзаметром скрашивать мое вынужденное «ничегонеделанье» на окраине славной Феодосии.
«После того же, как солнце зашло и сумрак спустился, спать улеглись все ахейцы вблизи корабельных причалов. Но лишь взошла розоперстая, рано рожденная, Эос, в путь они двинулись снова к пространному стану ахейцев с ветром попутным, который ахейцам послал Аполлон Дальновержец. Белые вверх паруса они подняли, мачту поставив, парус срединный надулся от ветра, и ярко вскипели воды пурпурного моря под носом идущего судна; быстро бежало оно, свой путь по волнам совершая. После того, как достигли пространного стана ахейцев, черное судно они далеко оттащили на сушу и над песком на высоких подпорках его укрепили. Сами же все разошлись по своим кораблям и по стану…»
В мое отсутствие в стане «ахейцев» диспозиция не изменилась. У кирпичного мангала во дворе дома номер семь по улице 3-я Железобетонная по-прежнему спит лицом вниз уставший Зяма, он же Ростислав Непомнящих, очень отзывчивый человек, с которым мы недавно познакомились на автостанции Коктебеля и тут же стремительно сдружились. Чуть в сторонке на пластиковых раскладных стульях отдыхают лучшие друзья Зямы по босоногой юности: Вован Меняйлов со своим сводным братом Виктором Агаповым — Агапом.
Центральную позицию занимает неутомимый Алексей Хилесов, он же Лёха-космонавт. По общему мнению жителей Челноков, из него ничего путного не должно было выйти в принципе, но Лёха так сильно хотел попасть в детстве на Луну, что почти добился успеха. Нет, на Луне он, конечно, не побывал, иначе мы бы это знали, но все же дослужился до майора ВВС. И даже, по его словам, целых два месяца стоял в очереди на зачисление в отряд космонавтов.
— Ёпрст, Лёлик! — машет мне руками Вован и громко икает. — Ты зачем дес-с-сантируешься от коллектива?
В юности Вован играл левым крайним полузащитником в трех командах второй лиги, дотянул до диплома в физкультурном институте, после чего незаметно оказался на тренерской работе в детском спортивном клубе «Спартаковец».
— Или ты, типа, нас не уважаешь?
Я молчу в ответ. С одной стороны, этот коллектив уважать мне, собственно, не за что. С другой стороны, ведь что-то же меня здесь держит.
Агап пьяно кивает в такт словам брата и опрокидывает в себя содержимое стакана. В отличие от своего добродушного брата, обменявшего большую часть волос на массивное пивное брюхо, Агап меня напрягает. Я думаю, что он непредсказуем, и при взгляде на Агапа в груди у меня непроизвольно возникает холодок.
Высокий, жилистый, дерзкий, со сбитыми кулаками, Агап успел побывать и юным спортивным дарованием, и чемпионом области по боксу, и «бригадиром» на Центральном рынке, и подозреваемым по громкому делу о хулиганском нападении на группу торговцев из Азербайджана. Последние десять лет Агап, на радость старушке маме, имеет статус индивидуального предпринимателя. Бизнес у него нехитрый — в нескольких контейнерах на местной оптовке сбывает втридорога бракованную китайскую сантехнику. Покупатели, конечно, пытаются жаловаться и даже приносят на возврат купленный товар, но после разговора с владельцем торговых точек становятся более покладистыми…