Лейтенант стянул с себя фуражку и несколько раз сильно провел ладонью левой руки по жидким волосам. Сидорову неудержимо захотелось плюнуть на эту зарождающуюся лысину, но он благоразумно сдержался, решив, что плевать и одновременно улыбаться он попросту не умеет. Выдавив из себя бледное подобие улыбки, он скромно спросил:
— Я могу идти?
— Да, да, на первый раз вы свободны! Да и тебе, Грищенко, давно уже пора бы быть на посту! — лейтенантово лицо прямо таки сочилось медом.
— Так точно, товарищ лейтенант! — казалось, что сержант того и гляди расплачется от умиления. — Разрешите идти?
Когда за спиной Петра Ивановича со скрипом закрылась дверь с забавной надписью «Ми иция», он огляделся, облегченно переведя дух. Однако тут же чуть не подавился — в идущей мимо него толпе не было ни одного нормального лица. Казалось, что людей в городе больше не осталось, его населили китайские болванчики с пустыми улыбающимися личиками. Сидоров поплелся к эскалаторам, когда заметил чуть впереди себя очередного постового.
Мгновением спустя его лицо расплылось в приторно-умильной улыбке, и, проходя мимо, он приветливо кивнул стражу порядка. Тот, в свою очередь, глянул на Петра Ивановича строгим, но добрым взглядом из-под насупленных бровей, пошевелил усами, имитируя улыбку и важно погрозил тому пальцем.
«Какой кошмар!» — только и подумал Сидоров.
Придя на работу, он застал ту же самую картину, только без «оберегающей покой граждан» милиции. Никогда еще за более чем двадцатилетнюю работу его в этой конторе не ходило такое количество счастливых, довольных людей. Хотя бы внешне. В первый момент Петр Иванович настолько растерялся, что не смог скрыть на своем лице удивленно-расстроенного выражения. И тут же улыбающиеся сослуживцы стали обходить его стороной, едва кивнув в качестве приветствия. Сидоров опомнился и изобразил на своем лице самую идиотскую улыбку, какую только смог придумать, за что начальство его слегка даже пожурило: «Видим, видим, что стараетесь, но нельзя же уж так сразу напрягаться. Вы потихоньку, не спеша, а там и само придет…»
*****
Придя домой, Сидоров, скинув шляпу и плащ, втиснул ноги в разваливающиеся тапочки и прошаркал на кухню.
— Слава богу, дома! Ты, Зина, не представляешь, что за день у меня сегодня был. Натуральный кошмар! Все как будто с ума посходили с этим идиотским постановлением… — Петр Иванович глянул на жену и осекся. Вроде все так: тот же халатик, фартук этот засаленный, давно, кстати. новый надо было купить, прическа… Господи! Да она же улыбается! Руки его похолодели, сердце судорожно дернулось в груди, замерло, и вдруг ухнуло куда-то вниз.
— Как, Зина, и… и ты?! — Сидоров схватился за грудь, пошатнулся, и с грохотом рухнул на пол.
Последнее, что он запомнил, было улыбающееся лицо жены, склонившейся над ним, и ее вопрос, заданный теплым, полным внутренней доброты и ласки голосом:
— Неужели инфаркт?
Август, 2001 г.