– Ты здорово обращаешься с парусной лодкой, – одобрительно заметил я, когда он подошел ко мне.
– Мальчишкой ловил с отцом рыбу.
– Он рыбак?
– На островах у многих есть такие лодки. Когда-то они были необходимы, иначе не прокормить семью. А сейчас ими в основном пользуются для отдыха. Мой отец всю жизнь проработал учителем. Теперь – на пенсии.
– А почему тогда ты занялся туристическим бизнесом?
Пожав плечами, он закурил сигарету.
– На Итаке не так уж много возможностей найти работу. Люди уезжают, устраиваются в другом месте, но этот остров – моя родина. Несколько лет у меня здесь было свое маленькое кафенио, но не хочется заниматься этим всю жизнь, поэтому я решил привозить сюда людей, которым интересна история моего острова.
– И так ты оказался в Лондоне?
– Надо было завязать контакты, научиться продавать идеи туристическим компаниям, ну и заработать денег, чтобы открыть свою фирму.
Мне вспомнилось, как Димитри говорил мне, что его совсем не волнует мнение семьи Заннас по поводу их отношений с Алекс. Но это было в далеком Лондоне. Я рассказал ему, что Каунидис меня предупредил: многие жители Итаки отрицательно отнесутся к Алекс, когда узнают, кто она такая.
– По-моему, несправедливо обвинять ее в том, в чем она не виновата.
– Ты не грек, – криво усмехнулся Димитри. – Тебе не понять ход здешней мысли.
– Ну так объясни мне!
– Жители Итаки не просто возмущены поступком Юлии Заннас – они ее ненавидят. А такое сильное чувство переносится и на невинных.
– Даже по прошествии стольких лет?
– Семейные связи здесь очень крепкие. Они помнят.
Я подумал об удивительном сходстве Алекс с ее бабушкой и вспомнил, как странно вел себя тот старик в Эксоги.
– Даже если у нее другая фамилия, людям, наверное, будет несложно восстановить эту связь.
– Вполне возможно, – согласился Димитри.
Он отвернулся и стал наматывать канат на лебедку. Он старался не встречаться со мной взглядом, и я догадался почему.
– Похоже, не очень легко жить с таким отношением, – высказал я свое предположение.
Он положил канат на палубу и повернулся ко мне:
– Жить кому?
– Тому, кто подмочит свою репутацию, поддерживая с ней отношения, если уж ты хочешь это услышать.
– Ты на что намекаешь?! – требовательно спросил Димитри.
– Ведь ты именно поэтому хотел, чтобы Алекс вернулась в Англию? Боялся, что подумают местные жители?!
– Ложь!
– Так ли? Вспомни, когда Алекс рассказала тебе обо мне, ты захотел, чтобы она вернулась. Потому что тебя на самом деле задело. Смешно, да? На мой взгляд, ты очень неравнодушен к ней.
Димитри больше не пытался отрицать моей правоты.
– Я люблю ее. Но мне надо еще немного времени. Через год мое дело совсем окрепнет и чужое мнение не будет так меня задевать.
– Почему же ты не сказал ей правду?
Он отвернулся, пристыженный своим поведением. Его злило, что я все понял. Я не требовал от него ответа, потому что и так понимал причину его молчания.
– Не беспокойся, я не собираюсь ничего ей рассказывать, – успокоил его я. – Просто наблюдаю и делаю выводы.
Димитри взглянул на меня с враждебным недоверием:
– Было бы неплохо, если бы ты оставил свои наблюдения при себе.
Город Каламос находился на восточном побережье острова. Мы подошли к нему ранним вечером. В маленькой гавани рядом с рыбачьими лодками стояло несколько яхт. Пара таверн и ресторанчиков на набережной обслуживала прибывавших с моря, но сам остров был совсем небольшим и почти незаселенным. Мы пришвартовались, и Димитри сошел на берег, чтобы узнать, где живет Грегори. Через час он вернулся и сообщил, что старик проживает со своей сестрой в нескольких милях отсюда, но каждый вечер приходит в город, чтобы посидеть в одной из таверн.
Я дождался, когда стали сгущаться сумерки и люди начали устраиваться за столиками на набережной, после чего отправился искать Грегори. Старик говорил по-английски и, по словам Димитри, всегда был молчаливым, поэтому я пошел один. Во всяком случае, я с удовольствием ухватился за возможность хотя бы ненадолго избавиться от Димитри: мы весь день старались избегать друг друга.
Я легко нашел нужную мне таверну и еще на подходе к ней увидел старика, сидевшего за столиком во дворе и с отсутствующим взглядом смотревшего на море. Перед ним стоял пустой стакан. В его лице осталось что-то знакомое, хотя я не видел Грегори много лет. Ему было за семьдесят. На голове во все стороны торчали пучки седых волос, словно его подстригли садовыми ножницами.