В глазах Алисии блеснули слезы. Она не поднимала взгляда от стола, а когда снова посмотрела на меня, то попыталась улыбнуться. Она сказала, что познакомилась с одним мужчиной и что у них все хорошо. Спросила меня об Алекс и о том, люблю ли я ее.
Когда мы уходили из кафе, то обнялись и пожелали друг другу всего хорошего. Провожая ее взглядом, я почувствовал ноющую боль сожаления.
А теперь я опять вернулся на Итаку, на праздник Панагии. Мы с Ирэн сидели за столиком у кафенио на площади, толпа склонила головы, пока священник произносил благословение. Статуя Панагии находилась в кузове грузовика. После того как ее подняли с «Антуанетты», ее отреставрировали, и, хотя улыбка Девы Марии по-прежнему была проникнута глубокой печалью, свежие краски делали ее не столь меланхоличной.
Я оглядывал людей, надеясь увидеть Алекс. Ирэн говорила, что она тоже на острове: несколько дней назад ее видели с Димитри. Когда я наконец заметил ее, они были вместе – разговаривали, держась за руки. Увидев их вместе, я почувствовал внутри ужасающую пустоту. Алекс выглядела великолепно: ее кожа медового цвета, казалось, светилась. Алекс счастливо улыбалась, но потом на мгновение отвлеклась, и ее взгляд беспокойно пробежал по толпе. Заметив меня, она замедлила шаг, затем повернулась к Димитри и что-то сказала ему. Его улыбка погасла, едва он посмотрел в мою сторону. А она уже шла ко мне, и я встал, чтобы поприветствовать ее.
Я успел позабыть ее удивительные глаза и на секунду растерялся, не зная, что сказать.
– Мой отец не дожил до этого дня! – наконец произнес я, жестом обводя толпу.
Алекс улыбнулась:
– Будешь участвовать в шествии?
Крестный ход во главе с Панагией направлялся в Кафарон. Погода была довольно жаркой для осени, поэтому путь предстоял не из легких, но я еще раньше решил, что совершу это паломничество.
– Хотелось бы. А ты?
Алекс кивнула:
– Если хочешь, можем пойти вместе.
Я посмотрел на Димитри, разговаривавшего со своими знакомыми. Конечно, я многому научился, но Рим не сразу строился.
Алекс проследила за моим взглядом:
– Я имела в виду, только мы с тобой.
Я удивился:
– Я думал…
Она покачала головой:
– Знаешь, Димитри сказал мне…
– Что?
– …он не собирается связывать свое будущее со мной – беспокоится о своем бизнесе.
– И поэтому вы не можете быть вместе?
– Да. – Алекс снова покачала головой. Больше она ничего не сказала, но сердце у меня забилось сильнее.
– Я с удовольствием пойду с тобой в совместный поход. – Я протянул ей руку, но она заколебалась.
– Есть еще одно, о чем ты должен знать. В ту ночь, когда я осталась у Димитри…
– Это не имеет значения!
Она опять замотала головой:
– Нет, имеет. Хочу, чтобы ты знал. Я пошла к Димитри, чтобы рассказать ему о тебе. И еще потому, что, наверное, не была уверена в своих чувствах. Когда он сказал мне, что совершил ошибку, я растерялась. Не знаю, что со мной произошло… но я спала с ним. – Она испытующе посмотрела на меня. – Понимаешь?
– Да, – сказал я. – Надеюсь, что да.
Дорога до монастыря Кафарон была долгой и утомительной. Поначалу, пока процессия выходила из города, направляясь по извилистой дороге вдоль берега, люди разговаривали и смеялись, дети бегали вокруг и играли. Когда мы проходили пляж в заливе Молоса, многие, у кого были с собой полотенца и купальные костюмы, останавливались передохнуть и искупаться. Затем мы продолжили путь, но кто-то из пожилых людей и маленьких детей дальше не пошел. Остальные вели себя спокойнее, экономя силы для горы, хотя хорошее, сердечное настроение не покидало людей.
Время от времени к нам подходили люди и говорили несколько слов Ирэн, улыбаясь и кивая Алекс и мне. Отдыхавшие у дороги женщина с мужем и двумя детьми поднялись, когда мы проходили мимо, и присоединились к нам.
– Kalimera, – сказал мужчина, и женщина тоже негромко произнесла какое-то приветствие. Они немного поговорили с Ирэн, вежливо задавая ей вопросы. Когда они опять отстали, то пожелали нам доброго пути.
Наконец мы дошли до монастыря. Панагия заняла свое законное место, и началась служба. По окончании ее мы подошли к Феонасу, ожидавшему нас с автомобилем, чтобы отвезти обратно в город. Когда мы приблизились, он, с непроницаемым, как всегда, выражением лица, снял солнцезащитные очки.