– Конечно.
– И твоя семья не возражала, что ты встречаешься с ней?
– Почему ты задаешь мне эти вопросы?
– Из любопытства.
– Костас не любил ее, а меня не особенно волновало, что сделала Юлия Заннас.
– То есть ты знал…
– Совсем немного. Никаких подробностей. Все эти события произошли очень давно и, по-моему, не имеют к Алекс никакого отношения. – Димитри немного помолчал, а потом продолжил: – Ты, наверное, знаешь, мы были знакомы почти год. Когда я уезжал на Итаку, чтоб открыть свое дело, мы договорились, что летом она приедет ко мне.
– А потом ты передумал?
– Ты так говоришь, словно я совсем не любил ее! Ошибаешься!
– Тогда почему ты стал относиться к ней по-другому?
– Твое-то какое дело? – сердито накинулся он на меня, но почти сразу, будто желая оправдаться, пояснил: – Еще до ее приезда у меня пропала уверенность, что мы поступаем правильно. А когда Алекс прилетела, я сказал ей, что еще слишком рано принимать такое серьезное решение и что, на мой взгляд, ей нужно немного побыть здесь и затем вернуться в Англию. После окончания туристического сезона я собирался приехать к ней. Просто не хотелось торопить события.
Что-то в этом объяснении было не так.
– Но когда ты снова встретился с ней после нашей поездки в Киони, ты опять передумал, да? И все-таки захотел, чтобы она осталась?
– Если ты уверен, что я предложил ей это только потому, что она рассказала мне о тебе, то ты ошибаешься!
– И в тот вечер она пришла к тебе домой, только чтобы рассказать обо мне?
– Тебе что, очень хочется так думать? Не потому она пришла. Я люблю Алекс, и она знает это. Ты знаком с ней всего несколько дней, но мы с ней вместе намного дольше. Нельзя просто взять и забыть чувства, если кого-то любишь.
– Значит, получается, что она пришла к тебе, потому что любит тебя?
– Мы разговаривали. И она оставалась у меня до утра, до того момента, когда появился ты.
Я понял, зачем он все это рассказал мне, – хотел, чтобы я догадался, что в ту ночь она спала с ним. Именно так я и подумал, когда увидел ее.
– Смешно! – заметил я. – Когда я увидел вас двоих в ту ночь на террасе, у меня сложилось впечатление, что ты пытаешься уговорить ее остаться. И странно, зачем же ей уезжать, если она любит тебя?
Димитри ничего не ответил.
Через несколько минут Димитри притормозил, свернув с шоссе к моему дому. Мы молча проехали по дороге. Машина развернулась, он не выключил мотор, свет фар пронизывал оливковую рощу. Я вышел, захлопнул за собой дверь и услышал, как машина сразу же тронулась с места. Поднимаясь по лестнице на террасу, я не обернулся.
Феонас уже звонил Ирэн, поэтому она знала все, что произошло. Я не удивился: он постарался сообщить ей свою версию до того, как она услышит мою. Ирэн выглядела подавленной и сказала, что Феонас собирается расследовать обстоятельства смерти отца дальше.
– Я вот сидела и думала о нем, – сказала она, указывая на старую фотографию: отец и Ирэн были на «Ласточке» и выглядели счастливыми. – Не верю, что он мог нарушить закон.
Я не знал, что сказать. Вскоре она пошла к себе.
– Тебе бы тоже хорошо пойти спать, Роберт, – сказала она, поднимаясь. – Выглядишь измученным.
Я и сам чувствовал, что устал, но по пути в свою комнату заглянул в кабинет отца и сел за стол. Открыв ящик, я достал газетные вырезки, книгу Дракулиса и вынул железный крест. Вертя его между пальцами, я размышлял, откуда он мог появиться. Может, с «Антуанетты»? Крест разъедала ржавчина, но, по-моему, после шестидесяти лет в морской воде от него просто ничего не осталось бы. Я вернул крест на место и взял газетную вырезку об открытии выставки Дракулиса. На фото отец разговаривал с незнакомым мужчиной. Оба держали в руках бокалы с шампанским. За ними стоял еще один человек. Когда я всмотрелся, мой пульс забился чаще: изображение было зернистым и немного выгоревшим, но, несомненно, это был тот самый человек, фото которого я видел чуть раньше. Только на той фотографии он был мертвым.
20
Утром я отправил сообщение Димитри, что уезжаю на Кефалонию, в музей в Аргостоли, и, когда вернусь, хочу поговорить с ним. Ирэн позвонила директору музея, близкому знакомому отца, и спросила, примет ли он меня, на что тот более чем охотно согласился.
Я успел на утренний паром из Писо-Аэтос. Пассажирами в основном были местные жители, работавшие на Кефалонии. Там также была одна немолодая семейная пара – явно туристы. Когда я садился, мужчина вежливо кивнул мне. Итака осталась далеко за кормой, и он подошел ко мне и, застенчиво улыбнувшись, спросил, говорю ли я по-английски. Выяснилось, что мы соотечественники, и его улыбка стала еще шире. Он попросил сфотографировать их с женой.