Выбрать главу

– Значит, Каунидис захватил ее?

– Да. А я не обратился в полицию, потому что ничего не мог доказать и боялся за ее безопасность. Поэтому и решил искать вас. Когда увидел вашу лодку в Киони, то последовал за вами сюда.

Димитри все это время слушал, ничего не говоря, но теперь он задал вопрос:

– А как же записка, которую Алекс оставила, когда пришла забрать вещи? Вы предполагаете, что ее заставил Каунидис? Почему же тогда она ничего не сказала хозяину дома? Или могла бы дать знать Феонасу…

Курт ничего не знал о записке, но ответ нашелся без труда.

– Вероятно, Каунидис пригрозил ей, что если она предупредит кого-либо, то никогда больше не увидит никого из нас, – предположил я. Умен, ничего не скажешь! Даже сообщил мне, что Алекс не улетела на том самолете, на котором должна была вернуться в Англию.

– Но почему? – спросил Димитри.

– Потому что ему нужно было сбить с толку Феонаса, а не нас. Пусть бы мы продолжали поиски! Таким образом он узнал, что мы пришли сюда. Он все время манипулировал нами. Он даже рассказал нам об американце, которого отец нанял нырять за него, – для того, чтобы мы не сомневались, что ищем в правильном месте.

– Хотел, чтобы мы нашли «Антуанетту»?

Я покачал головой:

– Он и так все время знал место, где она лежит. Есть еще одно, чего он хочет.

– Чего? – спросил Курт.

– Вас! – ответил я.

Каунидис хотел, чтобы мы вывели его на Курта. И это ему удалось.

25

Ночь понемногу отступала, на востоке горизонт порозовел – всходило солнце. Я вышел на палубу подышать свежим воздухом. Вокруг все замерло, море было совершенно спокойным. Услышав неясный звук, я обернулся и увидел стоявшего возле рубки Курта.

– Не помешаю? – спросил он.

Я жестом пригласил его присоединиться, и мы вместе стали наблюдать, как огненное зарево заливает небо.

– Удивительно, что я встретил Алекс, – сказал Курт. – Узнал, что мы родственники. У меня есть сестра и несколько кузин со стороны матери, но отец был единственным ребенком. По крайней мере, я всегда так считал. Он родился, когда дед был в Северной Африке. Когда дед вернулся домой, перед тем как его послали сюда, отец был еще младенцем и совсем не помнил его.

– А ваша бабушка знала о Юлии?

– Нет. После войны бабушка вышла замуж во второй раз. Но детей у нее больше не было. Ее второй муж умер еще до того, как я родился. По-моему, он был неплохим человеком, хорошим мужем для нее и хорошим отцом для ее сына. Но, как мне кажется, бабушка не любила его так, как моего деда. Когда я был маленьким, она много рассказывала мне о нем.

– Она еще жива?

– Да. И мой отец тоже. Не знаю, как он отнесется к тому, что в Англии у него есть сводная сестра.

– Вы им расскажете?

– Конечно! – Курт немного удивился. – А почему нет?

– Возможно, иногда некоторых вещей лучше не знать, – заметил я. – Вы сказали, что ваша бабушка любила вашего дедушку, но она не знала о Юлии.

– Да, – задумался Курт. – Об этом я не подумал. Хотя, с другой стороны, бабушка всегда была очень практичной женщиной. И к тому же понимающей. Она рассказывала, что когда дедушка вернулся из Африки, это был совершенно другой человек. Без сомнения, он видел много ужасных вещей. Она наверняка поймет, как он мог полюбить здесь. – Курт широким жестом указал на изумительный вид. – Тут так красиво! Наверное, отсюда война казалась совсем далекой. И он был сыт ею по горло. И возможно, ему снова хотелось верить в людей.

– Вы знаете, что Юлия рассказала своей дочери о вашем дедушке? – спросил я.

– Что он ее изнасиловал? Да, Алекс сказала мне.

– Но она не верит в это. А вы?

– Как я уже говорил, моя бабушка часто рассказывала о деде. Я верю, что он был хорошим человеком, мягким человеком. Вероятно, Юлия просто не хотела, чтобы ее дочь разыскивала мою семью. И ее можно понять: она не могла знать, как мы отнесемся к такому родству. Вот и сочинила историю, которая гарантировала, что прошлое останется там, где ему, по ее мнению, и надлежит быть.

Пожалуй, он был прав. Каунидис явно лгал, рассказывая нам о событиях в самом конце оккупации. Он оставался единственным живым свидетелем тех жестоких действий, которые приписывал Хасселю.

– Интересно, что же произошло на самом деле? – спросил я вслух.

Я думал о могиле на мысе, откуда мой отец и Коль выкопали скелеты двух человек, одним из которых был капитан Хассель. Но кто их убил? И почему их останки погребены на дне огромной ямы, намного большей, чем требовалось?

– Наверное, мы могли бы узнать правду из журнала вашего отца, – заметил Курт. – У вас нет никаких предположений, где этот журнал может находиться сейчас?

– Скорее всего у Каунидиса. Я подозреваю, что в то утро, когда отец пропал, он ездил забрать журнал из рубки.

– Вы считаете, что его убил Каунидис?

Я кивнул.

– Из-за того, что находится там, на дне? – Курт показал на воду.

– В некотором смысле да. Смешно, но поначалу я думал, что все дело в деньгах. Я считал, что вы, мой отец, Коль – все вы – хотели достать то, что находится на дне, по одной и той же причине. Но сейчас выясняется, что я заблуждался. Вы хотите узнать правду о вашем деде. Этого же хочет Алекс. И Каунидису денег тоже хватает. По правде говоря, у меня такое впечатление, что единственное, чего ему действительно хочется, так это чтобы «Антуанетту» вообще никогда не нашли. Этот вариант его вполне устраивает: он не хочет, чтобы правда вышла наружу.

– А ваш отец? – спросил Курт. – Какие, по-вашему, мотивы были у него?

– Как всегда. Великое открытие и память в веках. Пожалуй, Коль был единственным, кто хотел денег. Если бы отец хотел вывезти из страны контрабандой что-либо из того, что находится на дне, он прежде всего никогда не стал бы говорить об этом. И конечно, не стал бы писать вам.

Рассвело. Курт заметил, что я оглядываю горизонт, и догадался, чего я ищу:

– Надеетесь, что появится Каунидис?

Я сказал, что вчера мы видели яхту. Оказалось, это была яхта Курта. Еще раньше он сказал нам, что она стоит на якоре в соседней бухте, по другую сторону мыса.

– Каунидис просчитал, что рано или поздно вы объявитесь, но, пока Алекс у него в руках, в полицию не пойдете.

Я не знал, что еще мы можем сделать, кроме как ждать.

Через час я пришел к выводу, что ошибся, думая, что нам нечего делать. Дело было.

Солнце стояло высоко, и жара уже набрала силу. Я прикрепил на спину баллон. Второй баллон, который я собирался взять с собой в качестве запасного, лежал на корме. Оглядевшись по сторонам – Каунидиса все еще нигде не было видно, – я спустился в воду, и Димитри немного потравил линь, привязанный к моему жилету.

– Будь осторожен, – предупредил меня Курт.

Я кивнул и отплыл от лодки. Отойдя на десяток метров от борта, я выпустил немного воздуха из жилета и начал погружаться. Опускаясь, я чувствовал, как меняется давление, а вода становится прохладнее. Под собой я видел темную бездну и скалистое дно, а когда включил фонарь, «Антуанетта» начала выделяться из своего окружения. Она лежала на правом борту, нос немного свисал над обрывом. Луч фонаря скользнул вдоль корпуса, задержался над поврежденным баковым орудием и мостиком. Скрученные листы задравшейся металлической обшивки корпуса напоминали кожуру апельсина. Некоторые участки корпуса настолько проржавели, что на них не было ни ракушек, ни водорослей. Рыбы свободно проплывали сквозь разбитые иллюминаторы и двери.

Отвязав от себя линь, я привязал его к одному из поручней корабля, там же оставил запасной баллон и вплыл внутрь. Полнейшую темноту прорезал только луч моего фонарика. Продвигаясь в глубь, я старался не думать об окружавших меня тоннах металла. В конце металлического трапа я увидел приоткрытую дверь, но когда попытался открыть ее пошире, оказалось, что ее намертво заклинило. Луч фонаря выхватил из темноты переборку, выгнувшуюся либо от взрыва, который произошел где-то внутри корабля, либо от жара огня.

Я развернулся и отправился искать другой путь. Выплыв на верхнюю палубу, я взял запасной баллон и поплыл над разрушенной частью, пока не нашел открытую дверь с противоположного борта, где и оставил баллон. Внутри я обнаружил трап, который вел на нижнюю палубу, и еще одну закрытую дверь. Петли двери заржавели так, что дверь совсем не открывалась, однако ниже я увидел другую дверь, которая была открыта. Она вела в коридор, уходивший в недра корабля. Темнота стояла абсолютная, а тишина – пугающая. Без фонарика я чувствовал бы себя совсем слепым. О бездне я старался не думать. Временами скребущий звук металла по скале отдавался по всему кораблю, словно он дюйм за дюймом сдвигался в пучину. Мне представлялось, как он медленно покачивается на краю бездны, а потом медленно проваливается в холодную черную глубину вместе со мной, зажатым внутри, и давление воды все растет и растет, пока мои легкие не сплющиваются.