Мегакл хохотнул.
— Не все сразу, мой мальчик. Сейчас ты должен думать о победе, а не о какой-то там… истине. Поверь, от этого куда больше проку.
Асамон вспыхнул и посмотрел на наставника долгим, исполненным неподдельного изумления взглядом. Тот понял, что зерно упало на готовую почву и, может быть, прорастет.
Гул возбуждения прокатился по колонне. Люди вокруг оживились. Многие поспешно сбрасывали с себя пропыленные плащи и облачались в цветные, нарядные гиматии. Желая оглядеться, Асамон взобрался на повозку. Дорога здесь шла под уклон, и людской поток яркой, подвижной лентой тек вниз в узкий просвет между буйных древесных кущ.
Впереди лежала Олимпия, долина прекрасной и полноводной реки Алфей.
Некогда Алфей имел человеческий образ и был искусным охотником. По преданию, он влюбился однажды в Аретузу, тоже охотницу, и незаметно следовал за ней весь день, терзаясь от любви. Ближе к вечеру девушка увидела наконец в расселине среди темнеющих скал дикую козу и возликовала. Трепетной рукой она натянула свой лук и пустила стрелу. Выстрел оказался удачным. Коза замертво грянулась наземь, пораженная в сердце. Но когда прекрасная Аретуза приблизилась к добыче, она увидела, что стрела принадлежит не ей, а юноше, который появился вдруг из-под земли. Алфей — так звали юношу — сказал, что это ее добыча по праву, и сказал, что он влюблен в Аретузу и просит стать ему женой. Разгневанная охотница отвергла все его предложения, а вскоре, не желая выходить замуж, покинула эти места и поселилась на острове Ортигия, находящемся неподалеку от Сиракуз. Там из человека она превратилась в источник. То же самое произошло с Алфеем, но не из гордости, а от любви. Он превратился в реку Алфей. Его воды текут с востока на запад и впадают в Сицилийское море. Затем, не смешивая свои воды с морскими, Алфей протекает его насквозь и, достигнув острова Ортигия, сливается с водой источника Аретузы.
О том, что это так, подтверждает бог в Дельфах. Когда коринфянин Архий, желая переселиться, спросил в Дельфах совета, бог в стихах указал ему лучшее место:
«Остров некий лежит, Ортигия, в море широком,
Против страны Тринакрийской, где устье Алфея сливает
Воды свои с прекрасно текущим ручьем Аретузы».
Много других рек и речушек впадает в Алфей на его пути. Но семь из них заслуживают особого упоминания. Протекая мимо города Мегаполя, в Алфей впадает холодная, с мрачными, замшелыми берегами, река Гелиссон. Другая река, стремительный Бренфеат, течет из Мегаполитанской области. Мимо города Гортины, где воздвигнут храм Асклепия, течет река Гортиний. Воды ее способны дать облегчение человеку при многих недугах. Из горной области Меленейской, между Мегаполем и Гереей, образуя между ними границу, течет бурный Буфаг, богатый форелью. Из страны Клиторов берет начало нежная и ласковая Ладон. Из горы Эриманфа бьет хрустальный источник и дает начало реке Эриманф.
Все эти реки текут из соседней Аркадии и впадают в полноводный Алфей, сообщая ему все свои свойства. Только Кладей смешивает с ним свои воды, начинаясь в Элиде. Место слияния ручья Кладей с Алфеем у подошвы холма Кроноса, покрытого изумрудной зеленью, с редкими меловыми осыпями, образует прекрасную долину, которая издревле носит название — Олимпия.
Во всей Элладе ни над чем в большей мере нет божьего покровительства, как над Олимпийскими состязаниями. Здесь, у подошвы Кроноса, находится священная роща Зевса Олимпийского — Альтис. Среди могучих платанов Альтиса на богатые пожертвования греческих городов, а также усилиями самих элейцев воздвигнут роскошный храмовый город, обычно безлюдный, населенный жрецами и немногочисленной прислугой…
Мегакл поманил Асамона пальцем вниз.
— Сойди. Сюда никто не въезжает, тем более на муле. Сюда входят.
Асамон исполнил требуемое и ощутил внезапное облегчение, словно сбросил с души камень, тяжко его томивший по мере того как они приближались.
Глава 5
Столь разноязыкой толпы, как здесь, на небольшой площадке перед храмом Зевса Олимпийского, Асамон не видел даже в афинском порту Пирей, куда свозят свои товары купцы со всех сторон света.
Среди привычных глазу многоцветных хитонов из тончайшего льна и шерсти с изящно наброшенным поверх них фаросом нередко мелькали белые одежды египтян, называемые каласирис, темные или же полосатые бурнусы бедуинов, встречались италийские тоги и паллии, пестрели шелковые одеяния ассирийцев, странные одежды еще незнаемых им племен и народов.