— Что ты заладила, — нетерпеливо сказал он, — «я не могу так думать», «не должен так думать». Не знаю, что ты там себе навоображала, но я говорю именно то, что думаю.
— Вот, значит, какую ты изощренную месть для меня приготовил, — задумчиво протянула она. — Сначала я пыталась убедить себя, что моей вины нет, но как быть с тем, что ферма разваливается на глазах? Как быть с тем, что твоего отца уже больше нет в живых? — Ее голос повысился до крика. — Если бы мы жили в средневековье, я бы смогла убедить себя, что на нас наслала порчу какая-то ведьма, но как отмахнуться от факта, что все это произошло после того, как я наняла Адриана?
— Хватит. — Эймон сделал два широких шага, взял ее за плечи и легонько встряхнул. — Перестань так себя мучить и выслушай меня, Колин Маккенна. Внимательно выслушай. — Он приблизил к ней свое лицо почти вплотную, и она вздрогнула. — Ты не виновата в том, что твой женишок оказался сволочью и вором. Ты хочешь видеть в людях только доброе, поэтому и не хотела замечать, а может, и не видела его недостатков. Готов спорить, что он профессионал по запудриванию женских мозгов, иначе бы давно видел небо сквозь решетки. А что до отца, — он отпустил ее плечи и отступил назад, — у него уже было больное сердце. Тебе об этом известно лучше, чем кому бы то ни было. Вряд ли он сидел без дела, когда узнал о своем больном сердце, верно? — (Колин была вынуждена с ним согласиться и неохотно кивнула.) — Так в чем ты себя винишь? Чуть раньше или позже он бы обязательно наработал себе на второй приступ, что в итоге и случилось. В любом случае, — его голос понизился, — он умер на своей земле, борясь за то, что любил больше жизни. Или ты считаешь, что было бы лучше, если бы он умер на больничной койке?
Колин вспомнила всегда бодрого человека, который утверждал, что лучше работы лекарства нет, и не позволял себе долго отлеживать бока, даже когда болел.
Может, Эймон прав? — пришла ей в голову неожиданная мысль. Она так привыкла считать себя виноватой в смерти человека, который заменил ей родителей, что просто забыла рассмотреть этот вопрос под другим углом?
Перед ее мысленным взором снова возник тот день, но только сейчас она поняла, почему Деклан Мерфи улыбался, сжимая в руке траву.
— Неудивительно, что ты довела себя до такого состояния, — пробормотал Эймон, усаживая ее на стул. — Держать все это в себе столько месяцев, зная, что самобичевание навредит ребенку. Наверное, с тех пор, как это произошло, ты не знала и дня отдыха и, если бы я не приехал, так и родила бы где-нибудь в конюшне или на дорожке к ней.
От его доброты и нежности у нее защипало в глазах. Колин сделала движение, чтобы вырваться из его успокаивающих объятий, но Эймон не позволил.
— Нет уж, сиди, — добродушно проворчал он. — Иначе устроишь мне настоящие преждевременные роды, а я не уверен, что переживу подобное зрелище. И прекрати винить себя, слышишь?
— Я не могу, — глухо сказала она.
— Можешь. Ты должна, — поправился он. — Ради ребенка. И ради меня. Ты столько лет провела рядом с моим отцом, что сейчас стала самым близким и родным мне человеком. Разве я могу тебе не помочь, когда ты в этом так нуждаешься?
— Но...
— Тихо, — он приложил палец к ее губам, призывая к молчанию. — Ни слова больше. Я ведь сын своего отца, помнишь? А значит, я так же упрям, как и он, поэтому тебе не удастся меня переубедить. — Он лукаво ей улыбнулся и вдруг поцеловал.
Колин сидела, почти не дыша. Закрыв глаза и отдавшись его поцелую, она не могла поверить, что сбываются ее самые смелые мечты и ее целует не кто иной, как Эймон Мерфи. И пусть этот поцелуй был скорее братским утешением, чем поцелуем страсти, она чувствовала, как все в ней оживает и тянется к нему навстречу.
Когда он оторвался от нее, из ее груди вырвался вздох сожаления. Она открыла глаза и увидела прямо перед собой его лицо и глаза, ласково глядящие на нее.
Эймон поднял руку и провел по ее щеке костяшками пальцев, дотронулся до ее мягких полураскрытых губ. Почувствовав шероховатую неровность его пальцев, она взяла его за запястье и, посмотрев на его ладони, ахнула:
— Что ты делал со своими руками?!
Эймон усмехнулся.
— А что ты думаешь, я с ними делал, если на них появились мозоли?
— Ты работал, — с укором сказала она и посмотрела на него. — Почему ты не намазал их мазью, глупый мужчина?
Эймон был тронут, но просто пожал плечами.
— Это не так уж и важно. Обычные трудовые мозоли. Вчера я был как кипящий котел. Надо же мне было как-то его погасить. Вот и скосил траву на дальнем пастбище.
— Всю?!
— Если ты собираешься назвать меня «глупым» снова, хорошенько подумай, — предупредил он. — Но если ты хочешь еще один поцелуй, можешь рискнуть. — В его глазах засверкали веселые искорки.