— Наверное, ты прав, и я просто немного устала, — попыталась она сменить разговор.
— Значит, ты все-таки решила это признать. — Он удовлетворенно кивнул. — Осталось только добиться, чтобы ты согласилась, что устала ты гораздо больше, чем «немного», и перестала упорно отказываться от моей помощи. Мне, надо сказать, это уже порядком надоело.
Под внимательным взглядом Эймона она сглотнула, опустила глаза и словно впервые заметила бьющуюся на его шее голубую вену и темнеющие завитки волос в вырезе свитера. Он стоял близко к ней, как никогда до этого. Раньше этому препятствовал ее живот, но теперь...
Осознание этого отозвалось болью в потяжелевших от молока грудях и странным томлением, охватившим ее тело. Она могла бы бороться с ним, но бороться еще со своим влечением?.. Где она возьмет столько сил?
— Мы уже обсуждали это. — Она прямо посмотрела ему в лицо. — Я не хочу привыкать к тому, что не может продолжаться вечно. Рано или поздно ты уедешь, а привыкать заново делать все одной сложнее, чем принять твою помощь.
— Но я думал, что мы друзья.
— Друзьям доверяют, — вырвалось у нее.
— А, значит, мне ты не доверяешь?
— Дело не в этом.
— Тогда в чем?
Колин замялась.
Как сказать ему, что дело вовсе не в нем, как он думает, а в ней, в ее чувствах к нему? И это его вина, что она стоит перед ним и мнется, да еще вынуждена оправдываться в своих поступках!
— Если ты прекратишь меня перебивать, может, мне удастся наконец выразить свою мысль до конца! — огрызнулась она.
— Если я и перебиваю тебя, то только из страха, что ты передумаешь и снова станешь выдавливать из себя слова по каплям.
— Когда это такое было? Мы с тобой обсуждаем все дела.
— Вот именно, дела, — перебил он. — С того дня, как ты вернулась из больницы, ты говоришь обо всем, кроме того, что тебя действительно тревожит.
— Ты меня тревожишь, ты! Ты постоянно мне надоедаешь, вместо того чтобы просто...
— Надоедаю? — Эймон навис над ней. — Как, например, сейчас?
Ее грудь вздымалась и опускалась в учащенном ритме. Грохот сердца отдавался в ушах. К ее собственному удивлению, ее голос изменился, и теперь звучал с приглушенной страстью.
— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответила она и попыталась его оттолкнуть. Его близость будила в ее теле такие ощущения, о которых ей лучше не знать.
Эймон даже не покачнулся. Ее руки бессильно повисли, но Эймон перехватил их и положил себе на грудь, накрыв ладонями.
— Думаю, мне известна причина. — Его лицо было совсем близко, так что теплое дыхание коснулось ее щеки. — Ты злишься не на меня. Ты злишься на себя, потому что я стал тебе небезразличен. Именно поэтому ты отвергаешь меня и свои чувства, — тихо сказал он.
Ее сердце заныло, но она расправила плечи и гневно сверкнула глазами.
— Ты слишком много о себе воображаешь! Если я и злюсь на кого-то, то исключительно на тебя. До того, как ты появился, я была здесь хозяйкой, я принимала решения, что мне делать или не делать, и не важно, что они не всегда были правильными. Посмотрела бы я на тебя, если бы я заявилась в твой офис и сразу начала тобой командовать.
Договорить Эймон ей не дал. Его глаза вспыхнули золотистым пламенем, и он прижался к ее губам так быстро, что она не успела понять его намерения и вовремя увернуться от его поцелуя.
Если бы могла.
Его руки мгновенно переместились на ее талию и прижали к себе. Колин потрясенно выдохнула, и его язык проник ей в рот. Поцелуй Эймона, нежный и настойчивый сначала, теперь изменился. Он сосал, терзал ее губы, как голодная Эвелин терзала ее грудь во время кормления. Бороться с собой, с эмоциями, которые накрыли ее словно гигантской волной, у нее уже не было ни сил, ни желания. Ее тайная мечта наконец стала приобретать черты реальности. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она ответила на его поцелуй со всей страстью, на которую была способна.
Эймон еще крепче прижал ее к себе. Его поцелуй снова изменился. Мягко и неторопливо он исследовал ее губы, утоляя свою жажду испить их сладость, которая мучила его последние несколько дней, мешая уснуть. Еще немного, и он бы сошел с ума от желания, которое вызывала в нем Колин.
Его потянуло к ней почти с первой минуты, и это влечение никуда не исчезало, а только крепло с каждым новым днем, прожитым рядом с ней, даже несмотря на ее материнство. Маленькая Эвелин каким-то непостижимым образом сделала эту связь только крепче.
Он опустил голову и прижался к ямочке у основания шеи. Колин вдруг напряглась.
— Хватит. — Она откинула голову назад, но ее глаза были закрыты. Ее дыхание сбилось. Впрочем, как и его.