— Даже ты? Слезешь с горы?
— Когда похоронишь внуков и будешь втолковывать правнуку, что тот тупее дубового бревна, вот тогда и поймешь, что больше нет нужды жить дальше… А еще передай князю, пусть не беспокоится за свою спину. Тот, кого числишь врагом, окажется другом. Уже изменен бег Времени, и это будет сделано еще не раз. Главное — это лишь на руку нашему князю и Киеву…
— Друзья, которых числим врагами? — переспросил Белояр. — Кто такие? Еще один новый народ? Неведомый? Тоже охотники до нашего меда?
— Ага. Неведомый, — старик согласился с таким видом, что и дураку было понятно, что Белояр ошибся. Сильно ошибся. — Большой такой народ. И косматый, хуже медведя. Но мед любят не меньше варягов, это ты тонко подметил…
— Ну? — нетерпение сквозило в каждом жесте князя. Он метался по тесным палатам словно плененный пардус, не находя себе места…
— Шкуру мну, о, Великий князь, — Белояр не утерпел, и не сумел удержать колкость… — Помнишь, где ржавеет твой меч, а, княже?
— Мой меч никогда не ржавеет! — гневно вскинулся князь. — Что сказал Старик?
— Не так уж много, — кротко улыбнулся ведун. — Что мы все умрем через две, может три луны. Если побежим, то чуть больше. Тебе этого хватит?
— Мы никогда не бегали от врагов! — ядовитой злости в княжьем голосе, плескалось столько, что хватило бы выморить весь Царьград с запасом. Еще и свеям осталось бы.
— Оставь крик дружине. Которую зиму мы пережили? Напомнить? Врагов тьма и тьма. Дикое поле рождает на нашу погибель злую саранчу, а царьградские базилевсы умело их направляют.
— Выжгем! — зло бросил князь. — Всему своё время.
Сильные пальцы комкали оксамитовое полотно скатерти. Потянули на себя… Грохот посыпавшейся посуды отрезвил. И князь расслышал самое главное, что зловредный ведун приберег напоследок.
«Выжгем, княже, как не выжечь? Но по-первости надо идти в древлянские леса. Не с мечом. С медом. Не воевать, а говорить».
Небо затянуло до самого виднокрая. А ветер все гнал и гнал тяжелые черные кучи, казалось, собирая их в неудержимом и ненужном старании со всего Света. На третий день сквозь прореху в броне туч выглянуло Солнце, но не успели люди вознести хвалу Яриле, как посыпался снег, укутывая землю белым ковром…
Двое сидели на верхней площадке сторожевой башенки. Резная крыша, крытая дранкой, была по самый верх засыпана снегом. Очень белым на фоне выдержанной древесины…
— Ждем пока почернеет?
— Накаркаешь, старый хрыч, молчи лучше.
— И накаркаю, я такой, — согласился Белояр. — Еще и не такое могу…
— Ох, и почему тебя не прибили в свое время? — потянулся всем телом князь. — Оставили бы где в поле, и все.
— Тебе приберегли на растерзание, о великий и мудрый! Решили, что Багрянородный подавится столь выдающимся человеком.
— Мудрый у нас ты, а я Великий. Потому самой судьбой обязан: впереди дружины, под красным стягом, на врага, и все такое…
— С мечом наперевес… — грустно протянул ведун.
— Именно так. На то и князь.
— Князь… — Белояр помолчал немного. — Что думаешь, о новых друзьях?
— Много думаю, — не стал прятать мысли Олег. — Но не в нашем положении отказываться от дружбы. Тем более, недорого и надежно. Эти не умеют обманывать. Тяжко им будет в человеческом мире…
— Тяжко, то верно.
На площадку опустилась тишина. Хлопья снега ложились беззвучно…
По скрипучей лестнице влетел запыхавшийся воин.
— Князь, прибыл гонец с дальней заставы, беда! Идет орда степняков! Без конца и края!
— Во, и чернеть сейчас начнет, однако! — ведун переглянулся с князем.
— Еще и скалишься, сволочь…
— Не замай топора, Вещий, а то последний умный человек на виднокрай окрест погибнет.
— Пошли, «последний умный человек»! — и князь первым побежал вниз, перепрыгивая за раз по нескольку ступеней.
От гонца не осталось ничего. Только оболочка храброго воина, твердившая заученные намертво слова. И все.
— Мара привела нашу смерть. Их не счесть. Под три тьмы степных. Не печенеги, новые. Оружны поголовно. И бронные зело. Мы погибли все. Я ушел один.
Ведун смотрел на белую голову воина, на трясущиеся руки, залитые кровью до плеч. И видел безумную сшибку сам-десять. И брызги крови на снегу, и погибших, что даже умирая, хватают врага, не пуская на родную землю…
— Ты сделал, что должно, воин. И нет в свете достойной тебя награды.
— Не ради злата живем! — прохрипел окровавленным ртом гонец. Глаза закатились под израненный лоб, и воин мягко осел на лавку. Его тут же подхватили гридни из младшей дружины, сноровисто уволокли в сторону лекарского посада…