Для работы у него времени не было, потому что, помимо перечисленных дел, надо было съездить к портному, посетить зубного врача, терапевта, невропатолога, сделать промывание желудка, утром и вечером принять по таблетке седуксена, три раза в день «Ессентуки», затем — массаж лица... И несмотря на это, здоровье его ухудшалось с каждым днем.
Странно: в те годы, когда в него можно было влить столько спиртного, сколько горючего в самолет, его желудок мог переварить кусок железобетона, тогда желающих кормить и поить его не было. Теперь же всякий норовил потолковать об его достоинствах под звон рюмок, за обильным столом.
Он только-только становился известным и наслаждался преувеличенной своей славою, полагая, что досталась она ему заслуженно, что «Записки Серого Волка» всерьез дают ему право называться писателем, ведь читатели так к нему и обращались — «уважаемый писатель»... И обращение это для его слуха звучало куда приятнее, чем «гражданин подсудимый», хотя порой он все же чувствовал себя неловко. Конечно, как не потерять голову, если о тебе пишут в газетах, если в редакции тебе дают пачками читательские письма, а женщины шлют свои фотокарточки, когда тебе платят — самое приятное! — гонорар... Словом, некоторые основания, чтобы быть о себе самого лучшего мнения, у него были.
И он, разумеется, наслаждался. С ним произошло то же, что случается с голодным, внезапно дорвавшимся до еды, он готов был погубить себя обжорством. К нему стали ходить женщины. Рыжие, черные, шатенки, блондинки... Словом, Серый, который в волчьей жизни был не из самых слабых,— ведь, как-никак, а получив свободу, он сумел ее удержать, — устояв перед всевозможными соблазнами, теперь совсем растерялся.
Конечно, перед этими двумя — природой и женщиной — редко кто не растеряется. Ведь когда остаешься наедине с природой, с ее естественной чистотой, ее звуками и красками,— бледнеешь от покоя и блаженства, делаешься честным-честным. Так же бывает и наедине с женщиной, тоже млеешь и становишься дурак-дураком... А если к тому же к тебе пришла некоторая известность, а тебе, по слабости, она мнится славой — тут вообще обалдеть можно.
Посещая книжные магазины, он убеждался, что «Записок Серого Волка» в продаже нет, и очень этим гордился. В своем воображении он уже видел, как «Записки» завоевывают мир... Сначала их издают массовым тиражом в нескольких отечественных издательствах, разумеется, их переведут и выпустят все союзные республики, их напечатает роман-газета, а потом... Япония, Италия, освобожденная Африка, Англия, Франция, Швеция, Америка... (совсем как афиши в фильмах об известных певцах). И, прочитав «Записки», американские гангстеры добровольно «завязывают», итальянская мафия вынуждена прекратить свою деятельность, потому что ее члены один за другим приползают в полицию с «Записками Серого Волка» в зубах. Во всех странах, издавших «Записки», преступность резко сокращается и полицейские власти этих стран вынуждены провести сокращение штатов, в связи с чем увеличивается безработица. Однако это не помешает благодарному населению земли вознаградить Серого. Сначала это делает какое-нибудь религиозное общество, вроде армии спасения, назначив ему крупную сумму, которую немедленно переводят в Советский Союз на его имя; затем известный гангстер «Мотылек», из организации «Коза Ностра», — написавший по его примеру книгу, разоблачающую деятельность синдиката, и сколотивший на этом несколько миллионов, чтобы отблагодарить своего вдохновителя, тоже отправляет Серому миллиончик...
Так он фантазировал. В его жизни фантазия и реальность всегда ходили где-то рядом. Так было и теперь: миллионов он не имел, но «Записки» действительно печатались в некоторых издательствах Союза, и Он мог жить, не заботясь о куске хлеба. Надолго ли этого хватит, об этом он мало думал, наслаждался действительностью, тем более что такая действительность, которой можно было наслаждаться, в его жизнь пришла впервые.
Посетители, в которых попробуй разберись...
Да, конечно, он радовался телефонным звонкам, особенно когда звонил Концентрат. Иногда его звонок означал, что он наварил борща и ждет Серого обедать. В другой раз он приглашал Серого за город подышать чистым воздухом. И вообще Концентрат часто оказывал Серому услуги, доставлявшие тому удовольствие. Например, когда Серый обхаживал какую-нибудь красотку и подкатывал в такси к назначенному месту встречи, Концентрат, случалось, предупредительно выскакивал из машины, чтоб почтительно помочь Серому выбраться.
Такая жизнь Серому нравилась. Разве можно с ней сравнить тюремную или бродячую? Правда, он любил физическую работу, но все-таки грузчик, какой бы он ни был умный и талантливый, остается грузчиком: поднимай, неси, клади — вся наука. А потом графа в анкете: профессия, специальность... Дураку ясно, что писатель, литератор звучит куда более благородно. А отношение соседей? Опять же и милиции? Дело стоящее.
И Серый решил написать еще одну книгу. Но возник вопрос: о чем? «Записки» основывались на его собственной жизни, в ней было достаточно приключений; они кончились. Значит, надо писать о чем-нибудь или о ком-нибудь другом. О ком? Те люди, которых он хорошо знал, с кем в течение всей жизни общался, были насквозь отрицательные, а ему захотелось написать о чем-нибудь светлом, надежном. И тут выяснилось, что в нем очень сильна способность замечать отрицательное, он пытался оправдаться перед собой опытом своей жизни и мыслью о том, что положительное — само собой разумеется, обязательно и, как норма, похвалы не заслуживает. Отговорки эти, по сути, ничего не меняли, и Серый пришел к утешительному выводу, что и об отрицательном нужно писать, чтоб заклеймить его вечным позором и содействовать его полнейшему уничтожению. Тем более что люди, которые стали ходить к нему, кем угодно, но положительными не были.
Например, приходили несколько человек в шрамах и татуировках, говорили на трудно переводимом диалекте, предлагали Серому стать соавтором целой кучи романов и поэм из жизни бывших воров, ставших безвестными героями, совершившими славные подвиги во время войны. Они очень удивлялись, когда Серый отказывался принять участие в таком колоссальном литературном бизнесе. Они и не догадывались, что Серый ревностно старался сохранить за собой приоритет урки-сочинителя.
Появлялись люди, которые первым делом хватали его миленький беленький телефон и тащили в туалет... Они были уверены, что все происходящее в квартире Серого прослушивается, поскольку он — одиозная личность. Серый не мог понять, чего они, собственно, опасались: разговоры их были на редкость бессодержательные, скучные, они уныло и однообразно брюзжали. Узнав от этих людей о собственной одиозности, Серый порылся в словаре русского языка Ожегова, установил, что слово «одиозная» означает — отрицательная, и очень удивился.
Приходил худощавый человек в очках и рассказывал восемь часов подряд о йогах, о пользе воздержания, голода, холода, и Серому стало казаться, что это сумасшедший, хотя помешан он был только на йогах. Йог учил Серого быть жизнерадостным, неутомимым, молодым и красивым, учил, как быть здоровым и сильным. Для этого совсем не обязательно стоять на голове, незачем загибать ноги на шею и спать на голых досках или ходить по битому стеклу... Дышать через одну ноздрю тоже не обязательно, хотя дышать не запрещается. Но обязательно нужно каждый день танцевать, даже если не умеешь. Нужно извлечь из чего угодно музыку и танцевать в доступном пространстве — проходит усталость, человек становится ребячливым, молодым. Так учил Серого йог, который верил в долголетие, считая, что оно достижимо, когда человек абсолютно свободен от лжи, злобы и жадности, ведь только душевное равновесие гарантирует человеку долгую жизнь.