В конце концов Джем ничего не отрицал, он даже не особенно пытался защищаться, когда она обвиняла его. А теперь, неизвестно почему, она сама его выгораживала, и все из-за этих его рук и поцелуев.
— Вы хотите сказать, что брат хозяина не знает о его ночных делах? — вежливо вопрошал священник.
Мэри в отчаянии сложила руки.
— Я не знаю, у меня нет доказательств. Он сказал только, что никогда никого не убивал. И я верю ему. Он еще сказал, что его брат непременно попадет в руки закона, и это будет скоро. Будь он одним из шайки, он бы так не говорил, правда? — Мэри пыталась скорее убедить себя, чем сидящего рядом человека: вопрос невиновности Джема внезапно приобрел жизненную важность.
— Вы говорили мне в прошлый раз, что немного знакомы со сквайром, — продолжала она. — Вы могли бы попросить его проявить милосердие к Джему, когда придет расплата? В конце концов, он же еще молод и может начать жизнь сначала.
— Мое знакомство с мистером Бассетом самое поверхностное, — вежливо отвечал священник. — Мы пару раз встречались и разговаривали о наших прихожанах. Едва ли он отпустит вора, даже ради меня, особенно если он — брат хозяина «Джамайки-Инн».
Мэри промолчала. Снова этот странный слуга Божий говорил безупречные слова, и возразить было нечего.
— Вы, кажется, беспокоитесь о его судьбе? — спросил священник, и ей послышалась насмешка в его голосе. — А что, если ваш протеже, как и его брат, виновен в посягательстве на имущество и жизнь своих сограждан — что тогда, Мэри Йеллан? Вы все равно будете думать, как спасти его?
Мэри ощутила его руку на своем плече, холодную и бесплотную, — и вдруг разрыдалась, как обиженный ребенок. Все смешалось: хлопоты дня, и страх, и разочарование, и любовь к человеку, которого навсегда потеряла.
— Я не знаю, — всхлипывала она. — Я попала в ловушку, и все из-за человека, которого презираю! Я не хочу любить, как женщина, чувствовать, как женщина, мистер Дейви, это ужасно! Это крест на всю жизнь! Я не хочу этого!
Мэри отвернулась, вдруг застеснявшись своего порыва. Она чувствовала себя глубоко несчастной.
— Сколько вам лет? — спросил он.
— Двадцать три.
Он сложил руки на набалдашнике своей трости из черного дерева и надолго умолк.
Дождь усилился. Мэри дрожала, безотчетно прижимаясь к спутнику, чтобы согреться. Наконец священник заговорил:
— Вы очень молоды, Мэри Йеллан, и вам кажется, что мир раскололся на части. Но ваш маленький кризис вполне преодолим. Не стоит проливать слезы из-за мужчины, которого вы видели два раза в жизни. Скоро вы забудете своего приятеля вместе с его крадеными лошадьми. Успокойтесь же, вытрите глаза, вы не первая, кто кусает себе локти, потеряв возлюбленного. Кстати, я был прав, когда предполагал, что в «Джамайке-Инн» все успокоится? Повозки больше не будят вас по ночам?
К Мэри вернулось ощущение реальности. В памяти сразу ожил весь ужас прошедшей недели и то, что она узнала.
— Мистер Дейви, — прошептала она, — вы слыхали что-нибудь о мародерах?
Она впервые произнесла это слово, которое показалось ей почти неприличным. В карете было темно, и Мэри не видела выражения лица священника.
— Когда-то, много лет назад, когда я была маленькой, — продолжала она, — я слышала про них от соседки. Я спросила свою мать, и она мне ответила, что все это выдумки нехороших людей, ничего подобного не может быть. Она была не права. Мой дядя — мародер, мистер Дейви, он сам сказал мне об этом.
— Священник сидел неподвижно, словно изваяние, и Мэри продолжала:
— Они этим занимаются — все те люди, которых я видела в ту субботу в гостинице, — цыгане, браконьеры, матросы, бродяги... Они убивают женщин и детей своими руками, топят их, забивают камнями. Эти повозки, что приезжают по ночам, возят не контрабанду, а грузы с разбитых и ограбленных кораблей, вещи убитых людей. Вот почему моего дядю боятся и проклинают все порядочные люди в округе. Они давно подозревают его, но ничего не могут доказать. Дядя когда-нибудь напьется в присутствии незнакомого человека, и его тайна станет известна всем! Вот так, мистер Дейви, теперь вы знаете правду.
Девушка прислонилась к стенке кареты, ее колотила дрожь. Белое лицо под широкополой шляпой повернулось к ней.
— Значит, хозяин разговаривает, когда напьется? — спросил он, и Мэри показалось, что в голосе священника что-то изменилось. Недоставало прежней отрешенной кротости. Но лицо оставалось спокойным и ясным.
— Четыре дня назад он немного пришел в себя после запоя и разговорился. Так я узнала все. Теперь я больше не верю ни в людей, ни в Господа Бога. Поэтому я и вела себя сегодня в Ланстоне как дура.
Буря усилилась. Карету раскачивало, струи дождя стучали в окна, как пригоршни мелких камней. Френсис Дейви подался вперед.
— Мы приближаемся к Файв-Лэнс и повороту на Алтарнан, — сказал он. — Кучер отвезет вас в «Джамайку-Инн». Я выйду у Файв-Лэнс и доберусь до деревни пешком. Скажите, я единственный человек, удостоенный вашего доверия? Или я разделил эту честь с братом хозяина?
— Джем Мерлин знает, — неохотно призналась Мэри. — Он не ладит с моим дядей. Впрочем, это не имеет значения, Джем попал в тюрьму за другое преступление.
— А если предположить, что он может спасти свою шкуру, выдав своего брата, — что тогда, Мэри Йеллан?
Мэри замерла. Это не приходило ей в голову!
— Это будет, конечно, выход для него и для вас, — продолжал священник, словно угадав ее мысли, — если только он сам не замешан в этих делах. Но ведь всегда остается сомнение, не так ли?
Священник, видимо, заметил ее растерянность, его голос снова стал ласковым. Он положил руку ей на колено.
— «Дни светлые прошли, наш путь лежит во мраке», — продекламировал он. — Если бы нам разрешили брать цитаты у Шекспира — странные проповеди звучали бы в Корнуолле, Мэри Йеллан. Ваш дядя и его компания — не члены моего прихода. Если даже они и были бы ими, меня им все равно не понять. Вы качаете головой — я говорю загадками? «Этот человек не утешитель, — скажете вы, — уродец с бесцветными глазами». Не возражайте, я ведь знаю, о чем вы думаете. В утешение я скажу одну вещь. Через неделю наступит Новый год. Фальшивые огни будут погашены, и никаких разбоев больше не будет.
— Я не понимаю вас. Откуда вам это известно и какое отношение ко всему этому имеет Новый год?
Он убрал руку с ее колена и начал застегивать плащ. Подняв окно, он окликнул кучера и попросил остановиться. В карету ворвался холодный воздух.
— Я возвращаюсь с ежегодного собрания в Ланстоне. Нам сообщили, что наконец-то правительство Его Величества готовится наладить патрулирование побережья. На скалах вместо огней будут выставлены посты, и на тропы, известные до сих пор только людям вроде вашего дяди, выйдут стражи закона. Теперь понятно?
Священник открыл дверцу кареты и вышел на дорогу.
— Вашим неприятностям приходит конец, — сказал он. — Повозки покроются ржавчиной, тетушка Пэйшнс будет спать спокойно, а дядя или допьется до смерти, или станет проповедником и будет распевать псалмы по дорогам. А вы вернетесь на юг и найдете себе нового возлюбленного. Завтра Рождество, и колокола в Алтарнане будут звонить, возвещая мир и благоволение! Я буду молиться за вас.
...Девушка сидела в углу кареты, размышляя о будущем, когда через открытое окно ветер донес звук выстрела и далекий крик. Из темноты послышались голоса людей и топот бегущих ног. Она высунулась в окно, дождь хлестал ей в лицо. Кучер издал испуганный возглас, и лошадь остановилась. Дорога круто поднималась из долины, «Джамайка-Инн» была уже совсем недалеко. В этот момент появилась кучка людей. Впереди всех бежал мужчина с фонарем в руке. Прогремел еще один выстрел, кучер покачнулся на козлах и упал. Лошадь вздрогнула и побрела в сторону рва. Карета накренилась. Послышались хохот и свист.
В окно просунулась знакомая голова: грязные спутанные волосы, налитые кровью глаза. Одна рука водила фонарем, в другой дымился ствол пистолета. Джо Мерлин улыбался — это была улыбка безумного. Он приставил ствол Мэри к горлу.