Итак, Васька изучал схемы разделки туш! Занятный интерес...
Сердце Стасика сжалось как кулак... Это ли не момент разоблачения?! Это ли не триумф его, Стасика, интуиции? Ведь ясно теперь, что Васька решил спрятать концы в воду — то есть избавиться от главной улики, от ежа. Он попросту решил освежевать его, а целебное мясо незаметно продать. И, наверное, рассудил, что самые ценные места совсем одинаковы — что у коров, что у ежей. Потому и изучает схему, будто ему по ней завтра экзамен сдавать.
Медлить было нельзя. Убедившись, что из гастронома Васька все тем же бодрым шагом возвращается домой, Стасик поспешил сообщить нам о своем наблюдении. Ведь надо было действовать стремительно — похоже, жизнь ни в чем не повинного ежа висела на волоске.
Военный совет мы вновь проводили на тахте у развилки. Все решили молниеносно: идем прямиком к Ваське! Нельзя давать опомниться юному любителю разделки ежей. Берем Ваську с поличным!
— Может, я не пойду?— взмолилась вдруг Замира.— Мальчики, идите без меня, а?
— Все пойдем! — отрезал Стасик.— Чем больше свидетелей, тем лучше. Чего это ты от коллектива отбиваешься?
—Я? — испугалась Замира.— Я как все...
И мы двинулись к дому Кулакова.
Увидев нас вчетвером, Васька и бровью не повел. Не испугался, не растерялся и даже не удивился. Его выдержке хоть позавидуй. Васькины нервы будто из алмаза. Можно сказать, почти разоблачен, а как уверенно держится...
—Где еж?— спросил Стасик, сверля Ваську взглядом насквозь.
Но алмаз не спешил крошиться. Васька рассмеялся.
—Вот пристали!— хохотнул Кулаков.— Сказал же вам, что не брал. Ну и люди! Ищите сами, если не верите. Ищите, ищите — дома никого нет. Отец на работе...
—А еж? — сощурился я.
—У ежа и спросите!— вывернулся Васька.
—И спросим! — заверил Сервер.— Найдем и спросим.
Васька развел руками, уселся на стол, поставив ноги на табурет, и сказал:
—Желаю успеха! Давайте, давайте — а я погляжу. Валяйте обыск, сыщики-разыщики.
—Потише ты! — осадил его Стасик.— Помалкивал бы лучше.
Мы огляделись. Где искать ежа? Куда мог его упрятать Васька? Если учесть, что он явно собирался разделать ежа по схеме, которую так старательно изучал совсем недавно, то, вполне вероятно, еж сейчас был где-то здесь или в сарае. Но где? И хотя сам Васька охотно приглашал нас искать ежа, было, честно говоря, жутковато рыться в чужом доме. Мыто знали (кто же этого не знает, хотя бы из кино!), что настоящий обыск — дело не такое уж простое. На него разрешение нужно иметь, никак не иначе. Даже к закоренелому и явному преступнику приходят с ордером, чтобы все было по закону, а не по злобе на него. Хоть сто раз уверен, что краденая вещь у него, а все равно получи-ка сперва разрешение. Никакого ордера на обыск у Васьки у нас, конечно, не было. Мы переминались с ноги на ногу, подталкивали друг друга локтями и робко озирались.
—Ну что же вы! — взбадривал нас Васька и гулко хлопал себя по коленям.— Что стоите, раз уж пришли за ежом своим. Хватайте его скорее и уходите.
Он откровенно вышучивал нас, насмехался, видя нашу нерешительность, робость. Как же — отлично понимал, что не станем мы сами ходить по чужому дому с самовольным обыском. Первой сдалась Замира.
—Мальчики...— робко пискнула она.— Пойдемте отсюда... Пожалуйста...
—Никуда не уйдем! — решительно отрезал Сервер.— Пока сам не отдаст — не уйдем.
—Вот и отлично! — хохотнул Васька.— Значит, школу не закончите. До конца десятого класса здесь стоять будете из-за своего ежа.
—И будем! — спокойно кивнул Сервер.— Хоть до пенсии. А ежа отдай. Говори, Стасик!— он резко обернулся к Барханову. — Рассказывай, что видел в гастрономе. Давай!
При этих словах Васька Кулаков вздрогнул. Алмаз, похоже, начинал плавиться. Ничего. Ничего,— подумал я,— сейчас ты у нас станешь шелковым. И тоже подмигнул Стасику:
— Давай про гастроном.
Но тут снова удивила Замира. Она жалобно уронила:
—Мальчики, давайте не будем... Нехорошо ведь...— и осеклась под нашими суровыми взглядами.
Три взгляда, будто три клинка, сошлись на ней, и она осеклась. Удивительно! С девчонками не алмаз дробить, а разве что бумагу жечь. Ну и соратница! Мешает делу в самый неподходящий момент. У такой растяпы, ясное дело, из-под носа не то что ежа — стадо коров можно увести...
Стасик не замедлил приступить к делу.
—Что ты делал в гастрономе?— сурово спросил он.
—Ого! Следил, что ли, за мной?— удивился Васька.
— Речь не обо мне, а о тебе. Выкладывай.
Васька с ехидцей спросил:
—А сам не знаешь, зачем люди в гастроном ходят?
—То — люди, покупатели.
— А я кто, по-твоему?
— Не увиливай. Ты без сетки ходил.
—Правильно. Зато с глазами и ушами.
—А на схему зачем глаза пялил?
—Надо было — вот и смотрел! — с вызовом отрезал Васька.— Тебе-то что? Я никому не мешал. Раз висит — значит любой смотреть может. На ней не написано, что секретная. Не написано ведь? Скажи — не написано? То-то же! Гласность!— взгляд его был полон насмешки над нами.
—Зачем тебе схема?— упорствовал Стасик.
Мысленно я аплодировал ему. Хватка у Барханова была железной. И Васька почувствовал, что ни тычками, ни шуточками не отделается. Слишком серьезны, суровы наши взгляды, слишком резки вопросы Стасика. И если поначалу наш приход лишь забавлял его, сейчас Васька дрогнул, поняв, что мы не намерены отступать.
—Я работу изучал,— сказал вдруг Васька.
Это было так неожиданно, что мы переглянулись.
—Какую такую работу?— угрюмо спросил Сервер.
—Мясника работу. Продавца мясного отдела.
—Шутишь все,— растерянно проговорил Мамбетов.— Петляешь.
—Я правду говорю,— спокойно повторил Васька. — Работу мясника изучал. Нравится мне это дело — вот и изучал.
—Странно... — протянул я.— Это как же? Выходит, ты в гастроном на экскурсию ходил? Как в музей, или, скажем, на фабрику посуды.
—Вот-вот!— подхватил Васька, согласно кивая.— Именно так. А вы разве не ходили? Ведь Эммануил Львович всем велел.
—О чем ты?— не выдержал я, почувствовав в голове странный звон, а в теле непонятную легкость и даже пустоту. Васька вконец запутал нас. Но тут он неожиданно сказал:
—Так ведь сочинение завтра сдать нужно. Про любимую профессию. Забыли вы, что ли?
Мы переглянулись. Что за ерунда? Мы пришли ежа вызволять от неминуемой мучительной гибели, а Васька нам про сочинение толкует. Ясно, что увиливает.
Между тем Васька продолжал:
—Я сочинение уже пытался писать. Плохо получалось. Вот и решил пойти и посмотреть. Эммануил Львович ведь всем сказал, что будет хорошо, если каждый побеседует с представителем любимой профессии. Говорил?
—И с кем же ты беседовал в гастрономе?— спросил я, все еще уверенный, что Васька продолжает классно водить всех нас за нос. Красивая работа, ничего не скажешь...
—С мясником, конечно!— выпалил Васька и доверительно улыбнулся.— Я про мясника пишу, про продавца.
—А не врешь?
Васька обернулся, взял со стола тетрадку, раскрыл и протянул мне первый лист, густо исчерканный. Я читал:
«Моя любимая профессия.
Лично мне нравится профессия продавца мясного отдела. Это очень интересная работа. Она требует много хороших качеств — силу, меткость, вежливость. В профессии мясника мне особенно нравится топор. Очень люблю что-нибудь рубить. Еще мне нравятся печенка, язык, качалка и ножки для холодца. Это самые вкусные места. Кто работает в магазине, тот приносит людям радость и продукты, а значит он нужный обществу человек...»
На этом текст обрывался.
—Это что?— спросил я, не тая усмешки.— Про твою любовь к... языку... хорошо бы прочитать нашей англичанке Тамаре Петровне.
—Здорово! — не выдержал Стасик.— Вот бы не подумал про Ваську...
—А ты сам про кого написал?— спросил Кулаков Стасика.
—Я сыщиком буду!— твердо пообещал Барханов.
—Сыщик! — рассмеялся Васька. — Всю жизнь ежей будешь искать. А еж ваш, может, просто убежал. Дверца из-за какого-нибудь растяпы осталась открытой — вот он и убежал...